***
Когда она добралась домой, было уже два часа ночи. Разумеется, Данила встретил её в некотором раздражении.
– Позвонить ты, само собой, не додумалась, – упрекнул он Вику, открывая дверь. – Как и проверить список пропущенных вызовов…
– Ой! – она стукнула себя по лбу. – Данечка, прости, пожалуйста! Мы репетировали и я отключила звук на телефоне, а потом и вовсе забыла про него…
– Ну конечно. Что тебе такая мелочь, как волнующийся муж, – ворчливо отозвался он. – А я тут места себе не нахожу, и самое паршивое – даже не могу за тобой заехать, потому что Ванька спит, не оставлять же его одного!
– Ну прости, прости, милый, – она прижалась к нему, обняла и поцеловала в щёку. – Я безумно устала и от этого плохо соображаю. Ванечка давно уснул?
– Конечно. Уже десятый сон видит…
– А ты сам во сколько домой вернулся?
– В половине одиннадцатого. Тоже сегодня вернулся позже, чем рассчитывал. Няню тут же отпустил, пришлось заплатить ей за переработку... Она как раз Ваньку спать укладывала, – Данила не сдержался и широко улыбнулся.
– Что такое? – заинтересовалась Вика, стаскивая с ног сапоги. – Какой-нибудь очередной перл выдал?
– Да увидел меня, с кровати спрыгнул – и орёт: "Папа, я хочу тебя обнимить!” А Наталья Ивановна ему говорит – нельзя, мол, детям ночью по квартире бегать, в тёмном углу баба Яга прячется…
– Идиотка, – в сердцах выдохнула Вика. – Только запугиваний Ване и не хватало!
– Запугаешь его, – Даня уже с трудом сдерживал смех. – Этот храбрец ей тут же выдал: “А папа взянет веник и бабу Ягу побьёт!”
Вика улыбнулась.
– Да уж, бабой Ягой его не проймёшь... Зато недавно увидел в книжке портрет Гоголя и говорит мне: “Ой, какой дядя стлашный!”
Данила рассмеялся, а затем, бросив потеплевший взгляд на Вику, спохватился:
– Малыш, ты же голодная, наверное?
– Ужасно, – созналась Вика. – Слона готова сожрать!
– Ну, ты пока мойся-переодевайся, а я тебе пельмени сварю, хочешь? – предложил он.
– Спасибо, Данечка. Было бы здорово! – выдохнула она с признательностью.
***
На кухне, устроившись в уголке за столом и согревшись, Вика почувствовала, что её неумолимо клонит в сон. Данила колдовал над бульоном для пельменей, бросая туда то лавровый лист, то несколько горошин чёрного перца, то какие-то пахучие грузинские приправы.
– Ты прямо как твой дедушка, – засыпающим голосом пробормотала разомлевшая Вика. Покойный дед Данилы, Анатолий Иванович, был поваром, но даже выйдя на пенсию, продолжал баловать домашних всевозможными кулинарными изысками: Вика до сих пор не могла забыть вкус его необыкновенных блинов, томлёных в сметане, а также лапшевника, курника, ватрушек с малиной…
Ей посчастливилось пересечься с легендарным дедулей лишь однажды, когда она приезжала к Дане на его малую родину, в Ялту. Это было четыре года назад. Она только-только поступила во ВГИК, и их отношения с Данилой находились в самом зачатке. Тогда же Вика впервые в жизни увидела море. А ещё в то необыкновенное лето с ней случилось такое, что воспоминания до сих пор заставляли её щёки краснеть…
Вика сердито встряхнула волосами, отгоняя будоражащие картинки из прошлого. Однако подсознание уже услужливо подсунуло ей образ: чёрные шелковистые волосы, небрежно падающие на высокий ровный лоб; пронзительные синие глаза, глубокие, как море, в еле заметных лучиках улыбчивых морщинок; рот и губы идеальной формы, прямой красивый нос… “Чёрт бы тебя побрал, Белецкий!” – выругалась Вика мысленно, чувствуя, как всю её опалило жаром. Реакция на мысли об Александре была чисто физиологической, и она не могла этого не понимать. У неё давно уже не осталось чувств к нему, всё перегорело. Однако при воспоминании о тех ночах, что они провели вместе, Вику словно начинало кружить в водовороте гормональной бури. Ей больше никогда и ни с кем не было так хорошо, как с ним... И так плохо.