Ему помешали мать, Гуайре и так некстати явившийся королевский посланник.

Он не мог рисковать всем, что имел из-за хитрой колдуньи. Пришлось отпустить ее. Несколько часов он изображал из себя немощного сына и верноподданного, а затем, когда наконец все разошлись, к нему явился демон.

Выскользнув из поместья, Хэвейд отправился на поиски единственной ведьмы, способной достать тысячелетий гримуар.

Хэвейду нужно было опередить ветер и ведьм, облюбовавших лес вокруг поместья.

Он последовал по пути, указанному демоном, и нашел дом, сокрытый древним колдовством – окно между мирами. Все это время мысли о Корделии его не отпускали. Хэвейд ощущал, как натягивается нить, соединяющая их губы.

Когда он увидел лежащую на полу ведьму, его одновременно отпустило и бросило в холод страха.

Он нашел ее. Именно ее. На нее указал древний демон.

В тот момент он еще не осознавал, что это значило.

Главным было спасти ее.

Корделия лежала на полу и бредила. Она все время мотала головой, как будто пыталась от чего-то отказаться.

Как только Хэвейд коснулся ладонями ее плеч, дом заволокло туманом. Он словно находился в двух местах одновременно.

Одна из стен исчезла, открывая вид на болота с кривыми влажными деревьями, с которых свисал черно-серый мох.

Корделия пребывала в ином мире и утягивала его за собой. Лощина теней – обитель демонов и призраков. Лишь самые могущественные ведьмы – родоначальницы кланов и главы ковенов могли проникать сюда. Хэвейд не знал, есть ли среди живых ведьм те, которым хватило бы мощи войти в Лощину теней.

Но Корделии удалось. Более того, она еще и вела его за собой.

Если бы Корделия была настолько могущественна, он, как глава Тайной Управы, знал бы о ней. А значит, она оказалась здесь не по своей воле. И это было очень-очень плохо.

Призвав на помощь силу своей крови, Хэвейд вырвал Корделию из Лощины теней. Кирпичная кладка стены тут же сама собой вернулась на место, и ведьма почти сразу пришла в себя, заставив Хэвейда ощутить такое облегчение, какого он не испытывал уже очень давно.

Но волновался он зря. Корделия либо не придала значения происшедшему, либо это случилось с ней не впервые – она совсем не выглядела напуганной и растерянной.

В ней не было даже капли смущения.

Как ни в чем ни бывало, она начала раздеваться и угрожать его съесть.

И Хэвейд был совсем не против стать ведьминским лакомством.

Еще ни разу в жизни он не оказывался так близко к женщине. У него никогда и не возникало такого желания. Сейчас же он молился про себя всем известным богам и демонам, чтобы она не прогнала его или не прокляла. Боясь дышать, Хэвейд старался прижаться к ней ближе, чтобы между ними не осталось свободного пространства. Чтобы даже вздох не смог проскользнуть между ними.

Ее пальцы покоились в его ладони так, словно им там самое место. Будто целую вечность назад они уже лежали вот так вместе. Все ощущалось так привычно, что становилось даже удивительно, – как столь долгие годы он обходился без этого?

Хэвейд терпеливо ждал, пока сон ведьмы не станет настолько крепким, чтобы она не проснулась от его движений.

Корделия засопела и начала ворочаться. Тихонько всхлипнув и пробормотав что-то невнятное, она перевернулась на спину и забавно надула губы.

Ее черно-голубые волосы с серебристыми прядями, похожими на туман и паутину, рассыпались по его руке, а метка кулинарной ведьмы – язычки пламени – мерцала, украшенная крошечными блестками.

Хэвейд провел пальцем по отметине – на коже остался блестящий розовато-желтый цвет косметики. Он потрогал ее волосы, а потом, осмелев, собрал пряди вместе и потер их между пальцев. Они были все еще влажными и прохладными, но гладкими и невозможно приятными на ощупь.