Но «обошлось».

Где-то с пятисот метров раздался выстрел. И один из бойцов упал, схватившись за руку. Следом за ним, а то и быстрее упали все остальные, слившись со снежным ландшафтом.

Из леса прозвучало еще несколько выстрелов. Но в этот раз – мимо. Лежащих в снегу бойцов в маскхалатах было не разглядеть без оптики. А ее у неприятеля, скорее всего, не имелось.

Впрочем, противника тоже было не видно.

– Хорошо замаскировался. Зараза.

– Охотник, видать.

– Да. Охотник… На людей…

Бах.

И вновь где-то рядом свистнула пуля.

Несколькими секундами спустя пулеметчики, распределив между собой сектора, открыли огонь. Просто на подавление. Чтобы спугнуть неприятеля и вынудить его отойти. А минометный расчет, расположившись за аэросанями, добавил минами. Немного. Для шума. Стрелять все равно было непонятно куда.

Командиры же внимательно наблюдали за опушкой в бинокли.

Минуты такого обстрела не прошло, как началось движение. То одна фигурка куда-то бежала. То другая. Маскхалатов у них не было, поэтому они стояли у стволов, сливаясь с ними и их тенями.

Егеря, которых в отряде насчитывалось трое, не зевали. И ориентируясь на наводку командиров, сразу же открыли огонь. И очень результативный. На такой-то дистанции.

Остальные же бойцы тем временем развернулись широким фронтом и короткими перебежками стали продвигаться вперед.

Пулеметы уже замолчали. Сразу как побежали стрелки неприятеля. И, кроме отдельных хлестких выстрелов егерей, было в целом тихо. Однако все равно – продвигались осторожно. Опасаясь засады.

Уже у самой опушки их нагнал дирижабль и открыл огонь куда-то вперед. В его гондоле было смонтировано восемь 13-мм пулеметов. И, летя на высоте полутора-двух километров, он мог из них ТАК приласкать, что тошно станет любому.

– Отходят, – сообщил радист командиру отряда. – Передают, что эти прикрывали отход. Там до сотни человек. Волокуши со скарбом…

Очередной тяжелый день этой сложной и тяжелой зачистки шел своим чередом. Священник, который был включен в каждую такую команду, за эти несколько месяцев уже поседел от того, что ему пришлось увидеть.

Там, в городах, были относительно цивилизованные банды, обслуживающие интересы партийных функционеров и сотрудников органов. А здесь, в глуши, такого уже не скажешь. Только их отряду удалось обнаружить около десятка культовых объектов со следами ритуальных убийств. Парочку даже пришлось брать штурмом и наблюдать совсем свежие жертвы. А тот же молодой мужчина, превращенный молотками «тюкальщиков» в подобие фарша – зрелище не для слабонервных. Равно как и трупики подростков со спущенной кровью. Но здесь уже «бегуны» отличились…

Одно хорошо – всю эту нечисть гнали из квадрата в квадрат, уничтожая самым безжалостным образом. Буквально выжигая. И чем дальше, тем меньше их оставалось. Хотя сопротивление они, как и прежде, оказывали отчаянное. Но ни у кого из бойцов не было ни малейшего сомнения при нажатии на спусковой крючок.

Все дальше удавалось их загнать в горы.

Все меньше у них оставалось баз.

А впереди их ждала весна. Голодная и холодная весна. Распутица и бурные потоки воды. Сели. И прочие прелести, которые должны были прибрать тех, кто выжил после этой грандиозной зимней охоты…

Тем временем в Москве происходила довольно грустная история.

Дзержинский заболел.

Сердце подвело его. Как и в оригинальной истории. Только позже.

Вот и слег.

– Феликсу Эдмундовичу нужен полный покой! – менторским тоном произнес врач, собирая свои вещи со столика у постели больного.

– Как скоро вы поставите его на ноги? – тихо, но твердо поинтересовался Фрунзе.