– Вы знаете, как я пою. Вы были на концерте Томми Дорси. Видели, как меня принимал зал. – Фрэнк продолжал стоять твердо и упрямо, как стоял на сцене – слегка расставив ноги и повернувшись чуть боком. – Этого недостаточно?

– О, да! Сумасшедший успех! Кажется, даже какая-то дама преподнесла цветы. Или букет предназначался Томми? – У Эванса было круглое румяное лицо состарившегося рождественского ангелочка. Если бы у него были крылья, то от них несло бы папиросным дымом, пропитавшим всю комнату. Он и сейчас дымил, говорил словно нехотя, сжимая в уголке губ окурок.

– Радио, пластинки, работа с Томми, – прищурившись, напомнил Фрэнк.

– Как твой предполагаемый агент, я изучил досье. – Эванс загасил остаток папиросы в переполненной пепельнице и запустил обе пятерни в копну вьющихся светлых волос. Помолчал, задумчиво почесывая голову. – Изучил и кое-что придумал…

– Я тоже кое-что узнал о вас. Дюк Эллингтон, Дин Мартин – ваши клиенты. Но все это… – Фрэнк с демонстративным унынием обвел глазами скромную обстановку комнаты, состоящую, помимо письменного стола, из жестяного, выкрашенного серой краской стеллажа, загруженного разлохмаченными папками, видавшего виды кожаного дивана и рогатой вешалки в углу с тремя зонтиками.

– Понимаю: обстановка не впечатляет. Сигару? – Эванс открыл и подвинул в центр стола коробку кубинских «Кочейрос». – Это дорогие, для клиентов.

Фрэнк достал собственные сигареты, сел в кресло у стола и закурил.

– Вообще-то вполне уютно. Под столом никто не валяется, не несет из сортира…

Речь его звенела иронией. Он и впрямь был разочарован. Вырядился, как на свадьбу, и напридумывал уже Бог знает чего… Контора агента оказалась в пятиэтажном доме, зажатом между небоскребами, в длинном коридоре с разнокалиберными табличками на дверях, среди которых была и вывеска «Агент похоронного ритуала мистер Жанкино».

Не такая уж крупная птица этот Эванс. А напустил форсу! Вчера недосидел до конца, ушел в антракте. Папиросы курит хреновые. Ноги на стол закинул с гонором, а подошва стоптанная. Фрэнку стало жаль погибших надежд, расцветших после звонка знаменитого агента. Чертов Моретти! Не такой уж, видать, и матерый.

– Надеюсь, вы работаете не в паре с гробовщиком Жанкино? Невезучие клиенты не отправляются отсюда прямиком на катафалк? – язвил он, отводя душу. Лучше бы, конечно, подраться…

– О, чисто сицилийский юмор! – Эванс с удовольствием выпустил из ноздрей клубы дыма. – Успокойся, здесь никого не убивают. А вид моего офиса – блажь преуспевающего дельца. Все знают Джорджа Эванса. И всем известно, что Эванс скромен. Скромен до эксцентричности. Иногда это очень полезно. – Он встал, вытащил из-за папок на стеллаже бутылку виски и содовую, предложил: – Промочим горло, сынок?

– Не пью, не скандалю, не конфликтую с законом. – Фрэнк хотел добавить «папаша», но прикинул, что Эванс на папашу совсем не тянет – разжиревший сорокалетний пузан.

– Ладно, парень, не парь мне мозги. Возможно, я выгляжу олухом, но газеты все же читаю. Вот. – Он положил на угол стола папку с газетными вырезками. – Здесь все о Фрэнке Синатре. Не надо лезть тебе в штаны, чтобы понять – там не все спокойно.

Фрэнк вздернул подбородок – так четче вырисовывалась украшавшая его ямочка.

– Дело с заявившей на меня шлюхой закрыто за неимением доказательств. Знаете ли, мистер Эванс, мне нет необходимости брать женщин силой. – Фрэнк присел к столу, на котором появились стаканы.

– О, несомненно! – Эванс разлил виски, разбавив содовой. – Полагаю, если бы ангелу вздумалось петь в ресторанах и он обладал бы твоими данными, его непременно кто-нибудь затащил бы в постель.