— Понятно. — Делаю глоток воды, смачивая пересохший рот.

Мне ничего не понятно. И то, что наличие девушки у Стёпы выбило меня из колеи мне тоже непонятно. Почему меня это задело? Ничего удивительного в этом нет, ведь у него в отличие от меня комплексов по поводу его роста априори быть не может.

— Ты успела ее разглядеть? — София понижает голос и кивает на лестницу.

— Нет. — Кручу головой, понимая, о ком говорит подруга. Я успела увидеть только ее смоляные мокрые волосы и невысокий рост.

— Она мне не понравилась! — Презрительно скривив физиономию, Соня морщится. Она такая: открыто и в лицо может обнародовать то, что думает. Я так не умею. Я умею в своей голове вести переговоры, умею ругаться и мысленно даже послать, но вслух не скажу, по крайней мере, сейчас. До четырнадцати лет я могла двинуть в челюсть. — Её, кстати, Сара зовут, — закатывает глаза подруга под мой нервный смешок.

— Главное, что она нравится твоему брату, а тебе…

— Доброе утро! — Стакан в моих руках чуть ли ни трескается от глубокого бархатного баритона.

Я сижу спиной к входу в столовую и ею же ощущаю холодок. Умоляюще смотрю на подругу, но о чем я умоляю, не знаю. Возможно, о спасении меня от неловкости встречи со Стёпой после того, как я нагло ворвалась к нему в комнату. Свой пульс я слышу у себя в ушах. Нужно приветливо развернуться и попробовать начать нашу встречу с начала, но я сижу, как приклеенная к стулу, и боюсь даже моргнуть.

— Привет еще раз! — отзывается Софи.

Сидеть вот так спиной в гостях (а сейчас я именно так себя ощущаю в этом доме, который для меня, как родной) — нагло и бесцеремонно. Поэтому слегка откашлявшись, кручусь на высоком табурете и поворачиваюсь к парню и … девушке. Прежде всего я замечаю их сцепленные руки, следом поднимаю глаза и пересекаюсь ими со Степкиными. Ровно секунду они жгут мне сетчатку, а затем устремляются на брюнетку, меняясь в оттенке.

—Доброе … кхм… утро, — выдавливаю из себя таким голосом, словно я три дня просидела в морозильнике. — С приездом! — растягиваю губы в доброжелательной улыбке.

— Ага, — равнодушно бросает Стёпа. — Сара, — представляет девушку друг детства и оглаживает ее лицо мягким взглядом, совершенно не таким, каким одарил меня секундой ранее. А следом его речь становится для меня журчанием ручья, потому что он переходит на другой язык, и, кажется, это еврейский… или как правильно он называется? Арабский, иврит?

Кошмар!

Стёпа о чем-то говорит этой Саре, на что она неохотно улыбается, а потом смотрит исключительно на меня:

— Шалом льхулам! Наим ляки отха. Ани Сара.*

Надеюсь, мое лицо не выглядит, как у слабоумный, потому что я смотрю на нее и ни фига не понимаю. Оборачиваюсь к Соне, но та тоже не помощник, потому что ее лицо выглядит еще хуже, но она и не старается это скрыть. Не помню, чтобы София владела ивритом.

Нас спасает Стёпа.

— Она рада с вами познакомиться, — переводит он и подталкивает девушку вперед. Они входят в кухонную зону, и друг выдвигает из-под столешницы стул, помогая Саре усесться напротив меня, а сам отходит к кофемашине.

— А мы-то как! — бурчит себе под нос Софи, но слышно всем.

Стёпа никак не реагирует на ее демонстративный выпад, и в целом они ведут себя как раньше: отчуждённо и ровно друг к другу. У них с детства некая холодность в отношениях, хоть они и двойняшки. Это у Михи с Пашкой одна эмоция на двоих, и, кажется, что если одному больно, то и второй ощущает аналогичное то же самое, а Соня со Стёпой — они с разных полюсов.

Я очень хочу рассмотреть друга, потому что по прошествии шести лет я еле узнаю в нем того щуплого мальчишку, которого помню, но два черных глаза, высверливающих дыру в моем подбородке, не дают мне это сделать.