Хотя какое тут «просто». Не просто. Не сложно.

Навылет.

У него горячие руки – одна на ее пояснице, другая на шее, гладит, зарывается в волосы. Марфа помнит, какие у него горячие руки. И что щетина колючая – тоже помнит. Ромка, ты не побрился с утра? Это ничего. Я помню, какая наощупь твоя щетина.

А вот какие его губы – это не могла помнить. Не знала. Поцелуи в щеку – не в счет. В губы – все совсем иначе.

От него пахнет зубной пастой и немного абрикосовым джемом. Губы упругие, даже твёрдые. Яростные. Настойчивые. Требовательные.

Рома крепко прижимается, трется своими губами о ее. И очень быстро… Язык. Горячий, быстрый, наглый. Касается самым кончиком ее губ, словно спрашивая разрешения. А потом без разрешения вторгается в ее рот.

Ее голова запрокинулась назад, чтоб ему было удобнее целовать ее. Единственное, что могла делать Марфа сейчас – это как можно крепче вцепиться в Ромкину шею. И, приоткрыв губы, позволять, позволять ему целовать себя.

Господи, сколько же она этого ждала… Целуй. Не останавливайся. Иначе я умру. Честно.

Конечно, Марфа не сказала этого вслух. Она просто не могла этого сделать. Но он как будто услышал ее. И не останавливался. Целовал.

Его язык гладил и обвивал ее. А потом вдруг покидал ее рот, и Марфа чувствовала его губы на своих, касания, то нежные, то крепкие. И как вдруг начинает покусывать, не сильно, но так, что губы горят… Да все тело горит.

А он снова врывается ей в рот своим сладким языком, дышит в ее приоткрытые губы абрикосовым джемом, покрывает быстрыми жадными поцелуями все лицо – лоб, скулы, щеки, подбородок.

От этого всего стоять на ногах уже совершенно невозможно.

И они упали на широкую кровать.

Марфа даже вскрикнула, почувствовав на себе его тяжесть. Как же это…

- Прости, - прохрипел Рома, приподнимаясь на локтях.

- Куда?! – она вцепилась в его шею крепче, умудрилась выпростать из-под Ромы ногу и обвила его бедро. – Куда?!

Он замер. С его лицом снова что-то случилось. Оно как-то совсем переменилось вдруг. И из знакомых черт сложилось что-то иное. И на нее теперь смотрел знакомый незнакомец – тяжелый мужской взгляд серо-зеленых глаз, вспухшие яркие губы.

- Мрыся…

Рома снова ее поцеловал. Но это был уже другой поцелуй. Еще более… сладкий. Головокружительный. Но теперь голова могла сколько угодно кружиться – Марфа лежала. Ее целовали. И она так остро чувствовала все.

Все.

Его губы на своих, его язык в своем рту, его вес на себе. Его горячую тяжесть. Его твердость, от которой у нее самой нагревалось и таяло что-то внутри. Прямо напротив того места, где ощущалась его жаркая каменность.

И даже этого становится мало. Она так долго об этом мечтала. Ей нужно все, сейчас, сию секунду, немедленно!

Ладонь Марфы пробралась сначала за ворот его лонгслива, пальцы ощутили теплую упругую кожу начала спины, но этого мало! А дальше длины руки уже не хватает. И руки Мары перебрались под лонгслив, но уже на поясницу. Рома вздрогнул, Марфа почувствовала, как напряглись двумя валами под ее ладонями мышцы спины. И двинула руками вверх.

Какой же ты шикарный наощупь, Ромочка…

- Мрыська… - простонал он ей на ухо. А потом снова приподнялся на руках, но в этот раз Марфа его за это ругать не стала. А быстро и сосредоточенно стащила с него футболку.

Боже мой. Ромочка, какой же ты без одежды красивый, все-таки… Еще красивее стал.

Во-первых, волосами оброс не только в паху – на груди тоже. Во-вторых, оброс не только волосами, но и мышцами. Раскачался или само так – Марфе сейчас об этом не думалось. У нее в голове мутилось, когда она смотрела на все это великолепие в прямой и непосредственной близости – широченные плечи, вздувшиеся буграми руки, выпуклую грудь, покрытую темными густыми волосами. Хотелось это все трогать, целовать, что-нибудь еще… Но вместо этого Марфа просто ткнулась губами куда-то ему под ключицу и дышала. Как же ты пахнешь, Ромочка…