– У них любовь, говорю тебе, – мечтательно вздыхает подруга.

– Вообще-то, любовь – это забота.

– Любовь – это в первую очередь взаимодействие. А уже плечо подставить или соплёй кинуть – не принципиально, – пылко возражает она.

– Кстати, как прошло вчера твоё свидание? – Прижимаю телефон к уху плечом, отпирая дверь своей квартиры.

– Да как обычно. Мало того что ждала златовласого Алексея, обаятельного и подтянутого как на аватарке, а пришёл златозубый тяжеловес Лёха, так он ещё под конец слинял, не оплатив наш ужин, который сам же и умял. Так что я снова в активном поиске.

Переобувшись в домашние тапочки, прохожу на кухню и собираю со стола посуду, оставшуюся после завтрака Ксении.

– Если верить психологам, то мужчины по природе своей охотники, – усмехаюсь, складывая тарелку с кружкой в раковину. – Боюсь, с таким рвением они в тебе видят не трепетную лань, а матёрую коллегу.

Привычным жестом открываю кран, чтобы параллельно навести порядок, когда у старичка вдруг лопается корпус и упругая струя воды хлещет мне в лицо, затапливая всё вокруг.

Непроизвольно вскрикнув, завершаю вызов. Благодаря отцу, дома никогда не было проблем с сантехникой. Что делать, куда звонить – в панике никак не соображу. А вот подумать про вредный характер и свежий ремонт у соседа снизу – пожалуйста. Как представлю, на сколько там один натяжной потолок потянет, аж внутренности крутит.

На голых инстинктах бегу за помощью к Максу. Потому что это в шаговой доступности и паршивец мне, в конце концов, задолжал. Тарабаню в дверь с таким остервенением, что руки отнимаются.

– Шоу мокрых маек? – Он даже присвистывает, растерянно запуская руку себе в волосы. – А мне уже через четверть часа нужно быть на работе... Браво, Ахметова, вот это я понимаю – месть.

Теряюсь, так сильно Макс в этот момент непохож на того себя, каким его бережно сохранила моя девичья память. В свете занимающегося дня белизна рубашки слепит. Строгие брюки, раздавшиеся плечи, могучая шея... Только в серых глазах пляшут прежние черти.

Если бы я уже не была такой красной от паники, то непременно зарделась как вчерашняя школьница.

– Пошли, – перехватываю его за широкую кисть и утягиваю в недра своей квартиры.

Снова сама его веду!

Снова тёмный коридор, Макс опять в обуви... Правда, в этот раз начищенной не хуже, чем мои полы. Пол, кстати, на кухне уже весь мокрый.

– Ёп... ерный театр... – обозначает он грядущий фронт работ. – Ты по смесителю кувалдой шарахнула? Хлещет как из брандспойта.

– Чини, умник, – легонько подталкиваю его вперёд. – Ты задолжал мне восемь часов сна. Отрабатывай.

Макс, недолго что-то высматривает под раковиной и, на ходу расстёгивая пуговицы на манжетах, скрывается в ванной.

– Швабру принеси. Быстро.

Я заминаюсь у зеркала, мрачно оценивая степень прозрачности своей насквозь промокшей футболки, и дабы не плодить в его распутном мозгу ещё больше распутства, сворачиваю в спальню. Торопливо ныряю в дежурную блузу для собеседований, но пуговицы успеваю застегнуть лишь до середины, когда меня отвлекает грохот из прихожей.

– Марьям!.. – и далее следует эмоциональная речь на матерном русском, повествующая о глубоком возмущении моей безответственностью. – Сдурела так пугать? Я чуть заикаться не начала, – наконец, договаривает моя запыхавшаяся подруга. А глазки-то уже округляются, с недоумением оценивая мой непотребный вид.

– Ох, точно... Прости, – виновато морщусь, возвращаясь к возне с пуговицами. – Просто ситуация возникла непредвиденная...

Меня прерывает требовательный крик с кухни: