Нет, я не против. Надо перенимать, стремиться, учиться, догонять, перегонять, и мы это пытаемся делать, иногда получается. Редко, но даём им фору! Но как уберечь юность от тлена? Помню, как мы любили Робертино Лоретти, прекрасного итальянского певца. Как мы были обеспокоены мутацией его голоса. Письма в газеты, на радио и телевидение. А ведь в то время уже пели и Элвис Пресли, и Билл Хейли, но их «концерты-балаганы», как тогда писал журнал «Ровесник», до нас не доносились. Всё это было реальностью, пока не подоспела Перестройка.

Очередной поворот воображаемого «Калейдоскопа»… Воспоминания были яркими, свежими и цветными, точно увиденные вновь в широкоэкранном фильме. Я опять в Архангельске. На набережной имени В. И. Ленина, которая была раньше набережной имени И. В. Сталина. Наш дом стоял около гостиного двора, а теперь оно стало старой типографией. Архангельские гостиные дворы – торговое и оборонительное сооружение, были построены на мысе Пур-Наволок в 1668–1684 годах по приказу царя Алексея Михайловича. Их возвели градостроители Петр Марселис, «мастер немчин» Вилим Шарф и 5 каменщиков. Строительством руководил иноземный инженер Матис Анцин, а с 1671 года русский зодчий Дмитрий Михайлович Старцев. До наших дней оно дошло как здание Биржи с фрагментом западной стены, центральной и северной башен. В 1981 году комплекс передали Архангельскому краеведческому музею, а в 2008 году были выделены средства, и здание Биржи отреставрировали, выкрасив в жёлтый цвет.

Но тогда, в 1958 году, в части комплекса располагалась старая типография, состоявшая из двух зданий: круглой огромной северной башни и соединённого с ней длинного деревянного здания с двухскатной крышей. Она напоминала горный хребет, заканчивающийся вершиной. Так, во всяком случае, казалось нам с Димкой Востриковым, другом детства. Было нам в ту пору по семь лет. И была у нас давняя мечта – покорить эту «вершину».

И вот однажды серым сентябрьским утром, после обильного дождя, друзья решились на штурм. Экипировка у нас была «солидная»: резиновые сапоги, короткие осенние пальто и кепки, надетые козырьком назад. У каждого по три скобы, которыми обычно сбивают брёвна при формировании плотов, и по молотку. Обвязавшись трёхметровой верёвкой в «связку», мы начали восхождение.

Вначале забрались на крышу сарая, откуда надо было перепрыгнуть метровую «пропасть» между зданиями и попасть на покатую крышу типографского склада. Прыгать на скользкую от дождя крышу было боязно. Первым решился Димка. Был он золотоволосым вихрастым «непутёвым» двоечником, последним отпрыском в известной семье. Его отец был одним из партийных руководителей города.

Я встал у края на крыше сарая, а Димка, разбежавшись, насколько позволяла верёвка, прыгнул на крышу склада. Распластавшись на ней, как большая серая жаба, он начал медленно съезжать вниз, норовя свалиться в «пропасть» и утащить с собою меня. Думать было некогда. Я достал самую острую скобу и крепко зажал её в правую руку. Разбежавшись и прыгнув, я со всего размаха всадил скобу в старое мокрое дерево складской крыши. Димка в это время продолжал медленно, но неуклонно сползать вниз. Я успел достать молоток и ударить два раза по скобе, прежде чем верёвка между нами натянулась до предела. Но получилось. Удержались.

И вот, вгоняя молотками «скобы» в дерево, мы упорно ползли по скату крыши вверх, пока не добрались до старинного резного «конька». Оседлав его, решили отдышаться. Высота была приличная – метров восемь-девять. Сидели молча. Каждый думал: стоит ли продолжать «экспедицию»? Ведь впереди была огромная круглая каменная башня с куполообразной железной крышей, оканчивающаяся высоким шпилем. Этот шпиль и был той конечной точкой, намеченной по плану на земле для покорения. Было страшно. Но каждый вслух признать себя трусом не решался.