— Батюшки, а я-то чего сижу? – спохватилась тетка.

Бросив нож и картоху в тазик с грязной водой и очистками, она подхватилась с крыльца и, разъезжаясь галошами по мокрой траве, на всех парусах рванула в том же направлении.

«Догоню – убью!» – билась мысль в голове мчащегося Матвея. – «На шашлык пущу… на котлеты порубаю!»

Ему уже было все равно, прежний страх перед рогатой зверюгой улетучился, как и не бывало, вместо него клокотала ярость, за потоптанную ласточку. Коза словно чувствовала это и удирала от разозленного мажора во все лопатки. Ее преимуществами было то, что вместо двух ног у нее было четыре, да и местность она знала лучше.

Добежав до того самого злополучного колодца, коза резко взяла вбок, перемахнула через ближайший забор и поскакала по чужому огороду по грядкам с капустой и баклажанами. Хозяйка огорода, видя такое разорение, заголосила нецензурщиной и запустила в рогатую террористку тяпкой.

Матвей такими прыгучими качествами не обладал. Он поздно заметил нарисовавшийся прямо по траектории бега колодец и поздно затормозил. Скользя модными кроссовками по деревенской грязи, он со всего маха врезался в колодец, перекувыркнулся через сруб, и с отчаянными матюками ухнул вниз, в воду.

— Еронедрить твою через тудырло! – восхитился Хочучай такому великолепному акробатическому трюку.

Подбежав к колодцу, он сунулся в него, высматривая на дне несчастного страдальца.

— Живой? – крикнул дед в колодец.

— Утоп? – в свою очередь внесла предположение Матрена, тоже подбегая и заглядывая в черный зев колодца.

— Да, какое там, – отмахнулся дед. – Воды в ем, максимум по яйца.

— Вытащите меня отсюда-а-а! – послышалось жалобное из колодца.

— Хватайся за ведро! — крякнул местный чудо-дед.

Общими тетки Матрены и деда Хочучая усилиями, с третьей попытки бедолагу удалось вытащить на свет божий. Мокрый насквозь, с поцарапанной при падении рожей, трясущийся от холода, еле передвигая ноги, несчастный Матвей побрел обратно домой к деду. По дороге три раза падал и семь раз спотыкался. Если бы его с двух бортов не поддерживали Матрена и Хочучай так, наверное, вообще бы не дошел. Дома сдали с рук на руки деду.

— Набегались? – фыркнул в усы Кузьмичев. – Очень хорошо. У меня как раз банька поспела. Шуруй мыться.

— Ему б сейчас сто грамм для сугреву не помешало бы, – внес деловое предложение Хочучай. – Ну, и мне за компанию.

— Обойдетесь, – сухо оборвал напрасные мечтания Иван Иваныч. – В бане отогреется.

— Ну, тогда мне хоть пятьдесят. Я все-таки его из колодца вытащил, – не сдавался выпивоха.

— С этим к Нюрке. У нее спирт есть для медицинских надобностев.

Поняв, что ничего ему не обломиться, Хочучай отправился к Матрене трепать ей нервы. Потому, как идти к Нюрке он не самоубийца. Кузьмичев поспешил к внуку, потому как, судя по звукам, тот в предбаннике заблудился.

Лежа животом по банном полке, Матвей сверкал своей зеленковой спиной, и бледной задницей, а дед ловко и умело охаживал его дубовым веником и по одному, и по другому. Сначала было больно, страшно и непривычно. Но дед знал толк в парилке и вскоре парня разморило лучше, чем в столичном спа-салоне премиум класса. Даже жизнь уже теперь не казалась такой безжалостной. Только еще грела мысль, что до Нюрки он доберется. Любым путем. Без вариантов. Обломает рога кучерявой и козе ее — дуре.