Демон перенесся в некое, не совсем привычное для него пространство. Он перенесся в то место, где еще недавно находилась сама Глаша. Он перенесся в её сон.

Сначала он постоял на узкой тропинке, петляющей меж знакомого лавандового поля. Это было ЕГО поле. Но оно находилось в её сне. И здесь оно выглядело столь же прекрасно, как и в ЕГО мире. Лиловые, синие и бирюзовые цветы источали головокружительный аромат. Ровные воланы кустиков тянулись на многие версты. Но сейчас ему было не до любования собственной лавандой. Он шел по той же тропинке, которой еще недавно плутала ОНА.

Рядом с лиловым маревом он разглядел струи белого тумана. Он стелился прямо над полем, делая округу таинственной и невидимой глазу. Виктор сделал несколько уверенных шагов навстречу молочной дымке.

Зыбкое пространство просветлело, обозначив сквозь белые клубы деревянные бревна двухэтажного сруба. Он подошел ближе и увидела до боли знакомые очертания Махневской бани.

Цветочное поле отступило назад и растворилось в густой пелене тумана. Когда он обернулся, то увидела позади себя уже не лаванду, а воду Махневского пруда. Диск Селены золотил полоску, идущую от противоположного камышового берега до того, на котором стоял демон. Бесшумные волны набегали на кромку суши, облизывая плотный песчаник и мелкую осоку. Он сделал несколько шагов к дому. Справа проступили корявые стволы старой ветлы и несколько сосен со змеевидными и узловатыми корнями. Далее темнел лес. Он приблизилась к бане. Дверь в нее была чуть приоткрыта, но внутри оказалось темно. Не горело ни одно окно.

– Ну вот, я и нашел это место в вашем, Глафира Сергеевна, сне, – негромко произнес он.

Рука, облаченная в черную перчатку, нащупала деревянную ручку. Дверь тихо скрипнула. Внутри бани было еще темнее, чем снаружи. Потянуло сыростью. Демон медленно зашел внутрь.

– Как тут мрачно, – констатировал он.

Под потолком пискнула летучая мышь. Демон шугнул ее, и она вылетела в открытую дверь. Двигаясь почти наугад, Виктор проследовал в банную горницу. Здесь, как и при жизни Махнева, все так же располагался длинный стол, покрытый скатертью. На столе сиротливо стояла пустая тарелка, бокал и початая бутылка старого вина. Тут же высился подсвечник с тремя оплывшими свечам. Виктор щелкнул пальцами, и подсвечник тут же зажегся, растворив на время густую тьму. Виктор ухватил старую бутылку и посмотрел на оторванную этикетку.

– Люнель… – вздохнул он.

По рукаву побежал паук.

– Это сколько же времени прошло на земле, что здесь всё поросло паутиной?

Дверь в предбанник и парную и вовсе была забита так плотно, что долго не поддавалась. Виктор дернул посильнее, и она со скрипом отворилась, дыхнув ароматом лежалых березовых веников и можжевельника. Вместе с прелым запахом из парной потянуло ржавым металлическим холодом. Где-то монотонно капала вода.

– Брр… – только и сказал демон и передернул плечами.

Затем он взял в руки подсвечник и стал подниматься на второй этаж. Деревянные, некогда теплые и чистые ступени, теперь рассохлись и издавали жалобные стоны. Несколько досок почернело и рассыпалось под тяжелой поступью Виктора. Дверь на второй этаж была распахнута настежь. Мягкие половички, свернутые в рулоны, пылились в углу. От кровати остался лишь деревянный остов, похожий на сгоревший корабль без парусов. Кровать оказалась без матраса и перины. Грязный пол был густо покрыт слоем пыли. Здесь же валялись пустые бутылки и крошки старого табака. Шкаф, в котором некогда хранились плетки, был разломан. От «похотливых тисков» в углу осталось лишь пару досок. Уцелевшая часть диковинной конструкции лежала в виде обугленных деревяшек в камине. Во всем помещении было сыро, холодно и мрачно. И только луна все также отбрасывала на пол ровный прямоугольник белого света.