Иногда мне хотелось иного. Хотелось тишины.

Хотелось сесть в кресло и слышать только, как стрелка часов неспешно отмеряет мгновения.

Хотелось, чтобы никто не трогал, не спрашивал, не смеялся — хотя бы час.

Родители, чьи собственные детства прошли в одиночестве, считали: чем больше общения, тем лучше.

И потому они намеренно не стали давать нам отдельные комнаты — боялись, что мы будем одиноки, как когда-то они.

Наверное, это была забота. Наверное, даже любовь.

Но теперь, спустя годы, я вдруг ясно понимаю:

я, возможно, и замуж вышла — просто чтобы съехать.

Чтобы вырваться в свою тишину.

Чтобы больше никто не боялся за меня.

Чтобы перестали звонить и спрашивать, с кем я, где я, почему не дома, не позвонила, не предупредила.

Чтобы, наконец, оказаться наедине с собой.

А теперь — тишина.

Чистая, ничем не нарушенная, как поверхность воды ранним утром.

Моя. Принадлежащая только мне.

Я могу потянуться, не торопясь, растянуться на всей ширине кровати, могу спать нагой, без оглядки и стеснения.

Могу позволить себе не надевать нижнее бельё — и никто не хихикнет, не бросит многозначительный взгляд, не прокомментирует с насмешкой.

Свобода.

Настоящая, взрослая, та, что начинается не с переезда, а с внутреннего разрешения быть собой.

Боже… ну и семейка у нас была.

Папа, с его извечным юмором, любил повторять:

— Зачем вам цирк? У нас дома и животные, и клоуны, и акробаты. Даже ораторы имеются.

Я улыбаюсь, закутываясь в одеяло, прижимая подбородок к коленям.

Вот она — взрослая жизнь.

Где можно лежать на боку, лениво почесывать бедро, игнорировать звонки и не чувствовать за это ни малейшей вины.

Где даже в полном одиночестве может быть… по-настоящему уютно.

И вдруг, словно чья-то рука берёт этот хрупкий покой и сминает его в комок,

— всё рушится.

Из-за стены пробивается звук.

Сначала — глухой, тупой удар, будто кто-то неумело хлопает в ладоши или лупит кулаком по гипсокартону.

Потом — ритм. Тяжёлый, навязчивый, безапелляционный.

И, наконец — голос, с которым невозможно спорить:

Смотри в оба, битч — это бомба

Смотри в оба, здесь опасная особа

Смотри в оба, битч — это бомба

Смотри в оба, в оба, в оба… это бомба, о да

Я моргаю, не веря своим ушам.

Поднимаю голову с подушки.

И только тогда выдыхаю.

Стас.

Тонкие стены вдруг перестали быть стенами.

Между нами — абсолютный ноль изоляции.

Только воздух, пропитанный его присутствием.

Он, мой сосед, ходячий триггер всего, чего я так старательно избегаю: желания, телесности, внутреннего жара — теперь ещё и музыкальный террорист, устроивший утренний рейв в стену от моей спальни.

10. Глава 9.

Я хватаю подушку и с раздражением прижимаю к уху — будто этот жест способен что-то изменить. Отгородиться. Вернуться туда, где было мягко, тепло и не стыдно за собственные мысли. В утро, в себя, в тишину.

— Бомба, битч! — орёт из-за стены.

Ну конечно. Вот тебе и начало дня.

Без предупреждения моя тишина разлетается, как зеркало под молотком.

А ведь всё было почти… безмятежно. Почти.

Сажусь на кровати, медленно потягиваясь. Семь утра. Да он просто изверг.

Пол приятно холодит ступни, а взгляд по привычке цепляется за обои, которые я давно мечтаю заменить на что-нибудь менее аляповатое.

Босыми ногами шлёпаю на кухню.

Открываю холодильник. Сначала взгляд падает на творог — жалкая попытка вспомнить о диете. Но, похоже, мой путь к стройности снова отложен: прямо на уровне глаз стоит медовик со вчерашнего вечера. Запах такой, что слюни подступают к горлу.

Прямо как от Стаса.

— Смотри в оба, битч… это бомба…

Так, стоп. Это ведь я пою.

Я замираю, качаю головой и хмыкаю.