Музыка, гремевшая минуту назад, вдруг превращается в глухую тишину. Мы остаёмся вдвоём в его узком, захламлённом коридоре. Теснота, полутени, воздух натянут как струна.

— Дайте угадаю, какой предмет вы ведёте, — он вытирает рукой лоб, и в его голосе появляется неожиданный интерес. Я уже почти вышла, но всё-таки оборачиваюсь — Биологию.

Даже отвечать на это глупо.

— В следующий раз держите руки при себе. Иначе я и правда вызову участкового. Учитывая, откуда вы вернулись, не думаю, что вам нужны проблемы.

Он усмехается, словно мои угрозы его забавляют, чуть наклоняет голову.

— У меня теперь одна проблема, Евгения Макаровна. - Я прищуриваюсь. — Как бы побыстрее твоя шикарная задница оказалась на моём пострадавшем члене. Уверен, только это может его спасти после твоих побоев.

— Побоев… — Я стараюсь держать лицо. Не смеяться. Не краснеть.

Но губы всё равно предательски дрожат, и я спешно покидаю это логово уголовника, у которого всё слишком — взгляд, плечи, голос. Тело. У него охренеть какое тело. И пусть я даже подумать не могу о том, чтобы спасти его детородный орган, но момент удара буду не раз пересматривать в своей голове.

7. Глава 7.

Я хлопаю за собой дверь, и только тогда понимаю, что дыхание сбилось. Пальцы дрожат. Ладони потеют.

Тапки скидываю небрежно, почти зло… И откуда это странное состояние, словно… Организм перешёл в состояние возбуждения, но не получил ожидаемой развязки.

Учащённое сердцебиение, повышенная температура кожи, потоотделение, гипервентиляция лёгких.

Типичная реакция на острое эмоциональное раздражение. На возбуждающий стимул. В виде самца, что поселился, напротив. А может быть я давно не получала разрядку, поэтому тело реагирует так остро?

Прохожу на кухню. Открываю холодильник, не глядя. Закрываю.

Пытаюсь что-то делать, что-то думать — но внутри всё пульсирует.

Не из страха.

От него.

Не от того, что он заступился.

Не от того, что ударил другого.

А от того, как он прижал меня к стене.

Как его тело легло на моё — тяжёлое, плотное, уверенное.

Как его рука проникала под вырез, между грудей, медленно, как будто он имел на это право. И ведь у него почти получилось.

Я словно до сих пор ощущаю, как пахнет его кожа — жаром, потом и чем-то… животным.

Я могла поддаться. Могла запрокинуть голову, вцепиться в его волосы, застонать прямо там, в коридоре. Он бы не остановился. Он бы вошёл в меня — не спрашивая, не нежно, нет.

Он бы взял. До конца. Грубо, властно, как будто я принадлежу ему.

Я хватаюсь за край стола.

Меня трясёт. Не от ужаса. От воспоминания.

Он был пьяный. Я — не в себе. Это всё — неправильно.

Между ног — напряжение. Концентрация кровотока в области гениталий.

Привет, тазовое дно.

Влагалищные стенки наполняются, слизистая увлажняется — всё, как я сто раз объясняла ученикам на уроках.

Половое возбуждение — физиологический процесс.

Чистая биология.

А мне стыдно. До тошноты. Он не просто возбудил меня. Этот уголовник за несколько мгновений сделал то, чего Вите не удалось за три года брака. Возбудить, заставить задыхаться от желания.

До сих пор в ушах звенит хриплый шепот Стаса:

"Ты ведь этого хочешь…"

И мне хочется заорать: "Нет, не хочу, ты болен, ты мерзкий"

Я иду в ванную. Ополаскиваю лицо и шею ледяной водой. И грудь...

Боже, он почти её коснулся…

Смотрю на себя в зеркало.

Вижу, как горят глаза. Как покраснела кожа на груди — там, где он скользнул пальцами.

И говорю вслух:

— Никогда. Больше.

Но сама знаю — я уже думаю о нём.

Не как о соседе. Не как об опасном типе.

А как о мужчине, который мог бы довести меня до грани.