На третьем стуле сидел за столом человек, голова и верхняя часть туловища которого безвольно лежали на столешнице. Человек был одет в спортивные брюки и майку. Левая рука свисала вниз, правая, согласно замечанию эксперта, лежала на столе. В руке был пистолет, а на правом виске головы, находившейся от этой руки в тридцати пяти сантиметрах, темнело входное отверстие от пули.

Неподвижные, уже начинающие костенеть пальцы неплотно сжимали оружие, но указательный так и остался на спусковом крючке, навечно зафиксировав свое последнее роковое движение.

В целом, картина представлялась довольно ясной. По-видимому, незадолго перед смертью Рыбаков размышлял о случившемся, а возможно, уже обдумывал свой последний шаг. Тот факт, что он застрелился, именно сидя за столом, можно было объяснить, например, желанием написать предсмертную записку или в последний раз полюбоваться на родной двор. Ведь стол стоял прямо перед окном.

Все выглядело довольно естественно, и поначалу Гуров не понимал, что именно показалось странным полицейскому, с которым он встретился, прибыв сюда. Но, вглядевшись внимательнее в положение трупа, он и сам заметил некоторые несоответствия.

Стул, на котором сидел Рыбаков, стоял очень близко, между корпусом и столом фактически не было зазора. Создавалось впечатление, что спинка стула прижимает тело к краю стола. В сочетании с таким положением туловища положение рук выглядело довольно неестественно и вызывало вопросы. Если человек сидит близко к столу, к тому же собирается что-то писать, то, как правило, обе его руки находятся на столе. И если уж после выстрела даже рука, державшая пистолет, осталась там же, то свободная левая рука тоже должна была сейчас лежать на столешнице. Тот факт, что она висела вдоль тела, трудно было логически объяснить.

«Может быть, он сам опустил ее перед выстрелом? – снова и снова внимательно осматривая тело, размышлял Лев. – Может, так ему было удобнее? Но если бы перед самоубийством он сидел, свесив левую руку, то, учитывая такую тесноту пространства, это дало бы разворот корпуса, и тело сейчас лежало бы с некоторым наклоном влево. А оно лежит совершенно прямо, и рука с пистолетом находится гораздо дальше, чем находилась бы при развороте корпуса».

Этот факт действительно выглядел довольно странно и наводил на разные дополнительные размышления.

Кроме того, ощущая сильный запах алкогольного перегара, казалось, насквозь пропитавший комнату, Гуров нигде не находил ни бутылок, ни закуски, которые свидетельствовали бы о «празднике». Еще раз окинув комнату взглядом, он вдруг поймал себя на мысли, что само по себе помещение, прибранное и довольно аккуратное, как-то совсем не сочетается с тезисом о роковой ошибке, совершенной в пылу алкогольной истерики. Разве что неопрятная кровать с измятыми и лежавшими как попало простынями и подушками вписывалась в эту схему. Все же остальное являло собой довольно заметное противоречие.

– Я так понял, наш товарищ на момент смерти находился в изрядном подпитии? – обратился он к худощавому эксперту.

– Да, если бы был за рулем, права бы точно отняли, – усмехнулся тот.

– А где же это он так нализался? Тут вроде все чисто.

– Ресторан у них в соседней комнате, – улыбаясь, пояснил эксперт. – Здесь дальше по коридору выход на террасу, что-то вроде летней веранды. И там же кухонька пристроена. Вот там весь арсенал. И бутылки, и закуски, целая батарея выстроена.

– Вот оно что. Но сводить счеты с жизнью он именно сюда пришел. Не захотел среди бардака совершать это важное дело?