Поправив борук, Алина выпрямилась, подняла лицо вверх. Снежинки щекотали нос, а небо, хоть и затянутое облаками, было ярким, отчего приходилось щуриться. Девушка откинулась назад, опершись на локоть. Ирбис лежал рядом, зажмурившись и поджав лапы под грудь. Алина пыталась найти слово, которое отражало бы её состояние. Что чувствует она здесь, в горах? Девушка посмотрела на величественное спокойствие снежного барса. Прищуренные глаза и безмятежное выражение морды излучали благородство, уверенность и силу. Горы принадлежали ему, и он это знал.

А что же она? «Зависимая и неуверенная в себе… стоп!» – впервыев жизни девушка почувствовала фальшь и неорганичность голоса внутреннего критика, привычного с самого детства. Слова не вязались с тем, что она испытывала, как видела свои действия. Алина прислушалась к своему дыханию: ровное и спокойное. Нет ни тревог, ни суетных переживаний. И тут слово пришло: девушка поняла, что испытывает, – уверенность. В себе, в том, что делает, в способности справиться с любыми трудностями, будь то вызволение краснокнижного зверя из ловушки браконьеров или необходимость понимать людей, с трудом говорящих на твоём языке. Что же могло сделать её такой? То, что судьба просто не оставила выбора? Не от кого было ждать помощи и поддержки, и тогда Алине пришлось искать силу в себе? Может быть. Так или иначе, горный храм алтайцев подарил ей то, что девушка много лет не могла найти в цивилизованном мире – уверенность в себе и своих силах. А еще ввёл её душу в особый резонанс с природой, который чувствуется у жителей этих мест, и которого нет у людей из городов. «Теперь я немного алтайка», – улыбнулась девушка своим мыслям, от чего на щеках появились озорные ямочки.

Серые глаза отражали облачный купол, а в ресницах замерли снежинки, медленно тая и обращаясь в воду.

Вездеход прибыл неожиданно. Несмотря на то, что девушка ждала его. Рёв мотора и лязг гусениц нарушили горное спокойствие, внесли в стройный аккорд природной гармонии диссонанс. Из просветов в облаках солнце бросало лучи на видавшую виды машину с жёлтой надписью: «Алтай», на шестиугольные бревенчатые домики деревни.

Когда непривычный звук донёсся до слуха, Алина как раз собиралась помогать хозяйке с заготовкой припасов. Сердце заколотилось. Она знала – это за ней, и чувствовала скорее растерянность, чем радость.

Дальше была встреча; профессор Ойношев с улыбкой шутил, что, мол, совсем алтайкой стала, и не узнать теперь. Жители деревни собрались вокруг машины, приветствовали приезжих. Шестеро товарищей-студентов что-то между собой обсуждали и громко смеялись над шутками, известными лишь им одним.

Алина почувствовала, как накатила тоска. Одна часть её души жаждала оказаться дома со своей семьёй, с кошкой, увидеться с друзьями, очутиться в такой уютной и пусть подзабытой, но привычной обстановке. Но другая часть, которая родилась здесь, в горном краю, чувствовала, как теряет что-то важное и бесконечно дорогое. Впервые за последний месяц Алине снова захотелось плакать. Но не от бессилия или жалости к себе, а потому что ей приходилось прощаться с миром, который волею судьбы стал её второй родиной. Миром, в котором ей не просто было дано с рождения обусловленное социальными ролями место, а в котором ей пришлось искать его своими собственными силами – без подсказок, даже без страховки от летальных ошибок. Алтай был суров к ней, но девушка чувствовала, что он дал ей то, что так и не смог дать комфортный для жизни и безопасный родной край.