Мать тоже безмерно любила старшую дочь, а Кэлем и Оуэн проявляли к ней братскую нежность, так что до сих пор Эйлин своей красотой и живым, веселым нравом воздавала за то, что получала от семьи, и семья это чувствовала. Стоило Эйлин отлучиться на день-два, и в доме воцарялась скука, даже еда выглядела менее аппетитной. Зато, когда она возвращалась, все снова становились веселы и довольны.

Эйлин это, конечно, сознавала. Теперь, когда она намеревалась уйти из дому и начать самостоятельную жизнь, лишь бы избежать этой ненавистной поездки, она черпала мужество в сознании своего значения для семьи. Еще раз обдумав все, что сказал ей отец, Эйлин решила действовать без промедления. На следующее же утро, после того как он ушел в контору, она оделась словно для прогулки и решила зайти к Келлигенам часов около двенадцати – в это время Мэйми как раз приходила домой завтракать. Разговор о своем намерении Эйлин решила завести как бы невзначай, и, если они не станут возражать, немедленно перебраться к ним. Временами она задавала себе вопрос, почему Фрэнк, очутившись в столь тяжелом положении, не предложил ей бежать с ним куда-нибудь в далекие края. Но тут же отвечала себе, что он лучше знает, как поступать. Она была очень удручена посыпавшимися на нее напастями.

Миссис Келлиген сидела дома одна и пришла в восторг, увидев Эйлин. Поговорив о городских новостях и не зная, как приступить к делу, которое привело ее сюда, Эйлин села за рояль и начала играть какую-то грустную пьесу.

– Как вы чудесно играете, Эйлин! – сказала миссис Келлиген, легко впадавшая в сентиментальность. – Я наслаждаюсь, слушая вас. О, если бы вы почаще приходили к нам! Последнее время вас совсем не видно.

– Я была очень занята, миссис Келлиген, – отвечала Эйлин. – Этой осенью у меня набралось столько всяких дел, что я минуты не могла урвать. Мои родные предлагали мне поехать в Европу, но я наотрез отказалась. Ах, Боже мой! – вздохнула она, и пальцы ее снова забегали по клавишам, наигрывая печальную, романтическую мелодию.

Дверь отворилась, и вошла Мэйми. Ее некрасивое лицо просияло при виде подруги.

– Да это Эйлин Батлер! – воскликнула она. – Какими судьбами? И где ты так долго пропадала?

Эйлин встала, и они расцеловались.

– Ах, я была очень занята, Мэйми! Я только что говорила об этом с твоей мамой. А как ты поживаешь? Как идет работа?

Мэйми с готовностью принялась рассказывать о всяких школьных неполадках: число учеников в классах все растет, работы с каждым днем становится больше.

Покуда миссис Келлиген накрывала на стол, ее дочь прошла к себе в комнату, и Эйлин последовала за ней. Мэйми начала приводить в порядок прическу перед зеркалом, а Эйлин в задумчивости смотрела на нее.

– Что с тобой сегодня, Эйлин? – спросила Мэйми. – У тебя такой вид…

Она не договорила и еще раз пристально взглянула на подругу.

– Какой же именно? – переспросила Эйлин.

– Как тебе сказать? То ли неуверенный, то ли огорченный. Я никогда не видала тебя такой. Что случилось?

– Ничего, – отвечала Эйлин. – Просто задумалась.

Она стояла у окна, выходившего во дворик, и спрашивала себя, сможет ли она долго прожить здесь. Домишко такой крохотный, обстановка такая убогая…

– Нет, что-то с тобой неладно сегодня, Эйлин! – заметила Мэйми и, подойдя ближе, заглянула ей в глаза. – На тебе лица нет!

– Меня мучает одна мысль, – сказала Эйлин, – вот я все думаю и думаю. И не знаю, как мне быть, в этом вся беда.

– О чем ты? – спросила Мэйми. – Что с тобой творится? И почему ты не хочешь мне сказать?