Давайте теперь рассмотрим либертарианизм, который утверждает, что человек не детерминирован и свободен. Разнообразие либертарианских позиций так велико, что у них едва ли найдется хоть один общий знаменатель помимо убеждения, что детерминизм несовместим со свободой, а поскольку человек свободен, детерминизма не существует. Едва ли я смогу остановиться подробно на каждой позиции в рамках либертарианизма, так что ограничусь лишь общим обзором основных пунктов и аргументов этого направления[77].

Либертарианец во многом согласен с компатибилистом: человек свободен, и свобода подразумевает отсутствие принуждения, однако либертарианцу требуется больше условий, чтобы считать человека свободным. Большинство либертарианцев признают, что у человеческих действий есть причины, но они утверждают, что люди лишь тогда могут действовать свободно, когда их действия не предопределены от начала и до конца предшествующими им условиями. Предположим, мое решение дать монетку нищему обусловлено моей убежденностью в том, что мы должны помогать нуждающимся, а также целым рядом других причин. Однако либертарианец будет утверждать, что в совершенно идентичной ситуации, обладая теми же самыми убеждениями и при наличии прочих идентичных условий, мог бы пройти мимо нищего и совсем ничего ему не дать. Другими словами, я мог бы поступить иначе, чем я поступил. Некоторые заметили бы, что для того чтобы я совершил иной выбор, у действия должна быть другая каузальная предыстория, но убедительно ли такое возражение? Должна ли выбору X вместо Y предшествовать другая комбинация условий? Когда я беру из коробки одну конфету, нет никаких оснований думать, что к выбору конфеты с марципаном ведет другая причинно-следственная цепь, нежели к выбору конфеты из горького шоколада. Или если я еду в отпуск в Барселону, а не в Рим. Мне легко представить, что в подобной ситуации человек может выбрать любой из вариантов при совершенно идентичных условиях. Детерминист считает, что у каждого действия имеются достаточные причины, и следовательно, выбору Х или Y должны предшествовать различные каузальные схемы. Однако это утверждение спорно и требует обоснования.

Многие возразят, что если нет никаких явных предпосылок к тому, чтобы выбрать Х или Y, выбор будет совершенно иррационален, однако и это возражение не кажется мне убедительным. Как Х, так и Y являются рациональным выбором, даже если для этого выбора нет никаких веских причин – а может, и никаких причин вообще. Бывают случаи, когда для выбора любой из альтернатив у нас имеется множество веских причин, и при этом нет никаких предпосылок для предпочтения одной из альтернатив всем остальным, и все же мы делаем какой-то выбор. В таких случаях до последнего момента неизвестно, что же мы выберем, то есть до самого конца наше решение остается неопределенным, а это то же самое, что либертарианская свобода выбора[78]. И все же позиция либертарианизма не была бы так сильна, если бы свободным мог считаться только такой специфический вид выбора, поскольку он встречается довольно редко. Либертарианцы последовательно доказывают, что во многих других ситуациях свободный выбор тоже возможен. Другими словами, либертарианизм утверждает, что проще всего увидеть либертарианскую свободу в ситуации выбора между равнозначными альтернативами, но она присутствует и там, где у действующего лица имеются рациональные причины для предпочтения одной из альтернатив.

Любая теория о свободе воли, имеющая право на существование, должна основываться на чем-то еще, помимо чистого индетерминизма. Для того чтобы развиваться, либертарианизм должен содержать в себе элемент, который ограничивает действие чистой случайности. Самое распространенное решение этой проблемы заключается в том, что у действующего лица должна оставаться та или иная форма рационального контроля над своими действиями. Ряд либертарианцев вводит понятие так называемой каузальности деятеля, которое подразумевает, что действующие лица сами могут быть причиной своих действий, так что их нельзя редуцировать до простого следствия суммы предшествующих причин и обстоятельств. Наиболее ранним представителем такой позиции можно считать Аристотеля. Он сформулировал, что если причина действия находится в действующем лице, то от него самого зависит, совершится действие или нет