Створки лифта разъезжаются. Подталкиваю её к двери квартиры. Она открыта. Входим. Из гостиной слышен работающий телевизор.

— Привет, — нас встречает Ванька. Жмет мне руку. — Отец злой. Пиздец! — шипит он.

— Не матерись, — автоматом отвечает Лиса.

Её братишка только глаза закатывает в ответ.

— Всё. Валите оба по комнатам, — разгоняю Кравцовых. — Пойду поздороваюсь с дядей Сашей.

— Удачи. Он в кабинете.

Ванька забирает Алису. Она быстро здоровается с мамой и ныряет в свою спальню.

— Добрый вечер, — тоже приветствую её.

Тётя Мира внимательно меня осматривает.

— Привет, Филипп.

Бледная такая. На губе ранка. Прикусила, похоже. И глаза красные, заплаканные.

— Ты голодный? — суетиться она.

— Нет, благодарю. Мы с Алисой в кафе перекусили. Меня Александр Александрович просил зайти. Можно?

— Конечно. Туда, — машет рукой в сторону кабинета.

Прохожу. Стучу пару раз.

— Да! — раздаётся раздражённое из-за двери.

Открываю, захожу и плотно закрываю её за собой.

— Здравствуйте.

— Сядь, Фил, — кивает на кресло. — Где вы были?

— В кофейне. Но я думаю, вы и сами знаете, раз позвонили мне, когда Алиса не взяла трубку.

— Я сейчас попробую тебе объяснить, как мужчине, Фил. Не оглядываясь на вечную дружбу с твоим отцом и то, что знаю тебя с пелёнок.

— Слушаю, — киваю обманчиво расслабленно. Пальцы сами впиваются в пластиковые подлокотники.

— Алиса как девушка — не твой вариант.

— Я бы поспорил, — смотрю в его серые глаза. — Вы же боролись за мою мать с моим отцом до последнего? То, что она осталась с ним, это другой вопрос. Но у вас был шанс. Какого хрена вы все пытаетесь забрать этот шанс у меня?!

— Фил, я запрещаю тебе встречаться с Алисой, — гнет свою линию. — Оглянись назад. Я как врач могу тебе сказать, что однажды ты снова сорвешься в пропасть. Я не позволю утащить за собой Алису.

— Хреновый аргумент. Я не был зависим. И легко слез с этой дряни. Вы, как врач, это знаете. Причина в другом. Вы боитесь, что я пойду по вашему с отцом пути. Только я не такой! Да я не сплю ни с кем с тех пор, как вернулся, потому что у меня Лиса, а её пока можно только за ручку держать!

— И сосаться у подъезда, — перебивает он.

— С ней! — срывает меня. — А не с левыми бабами, как делали вы!

Вздрагивает. Его ноздри нервно раздуваются.

Не любят люди, когда им правду в глаза говорят. А меня несет так, что уже не остановить. Заебали гребаные моралисты!

— Хотите вспомнить, какими были вы? Давайте!

Да, я все же кое-что знаю. И далеко не все от родителей. Правильно. Кто расскажет своему ребенку о таком?

Кравцов-старший угомонился только после встречи с женой. До этого он фанатично желал мою мать. Ей тогда было девятнадцать. Они с отцом никак не могли поделить её и заливали все это бухлом, закуривали травой и затрахивали другими тёлками. Не умели иначе. Сильные, успешные, умные, целеустремленные. Они брали от этой жизни все. И любили так же. На разрыв. Отец и сейчас любит маму именно так. Он сам говорит, что она смогла сделать его тем, кто он есть.

Только вот прежде, чем прийти к этому, он протащил ее через Ад, и она шла за ним, потому что тоже любила. Верила в него так, как не верил никто. Отец ценит. А мамой я всегда восхищался. Хрупкая, слабая, но такая сильная внутри, что не каждый мужик вывезет.

Отец с детства имел проблемы с самоконтролем. Его нельзя выводить. Это может быть опасно для окружающих. С этим ему здорово помогал его отец. Он был военным, но все свободное время отдавал сыну. Занимался с ним, воспитывал, устроил в секцию, где вспыльчивый Дмитрий Дрейк сбрасывал все, что горело внутри него. А потом дед погиб на боевом задании вместе с отцом Кравцова.