— Спасибо, — чувствую, как растет ком в горле, и открываю глаза. — За все.

— Ладно, — отдергивает руку и переводит взгляд на принесенные вещи. — Здесь полотенце и свежая футболка. Надеюсь, подойдет.

Аня суетливо убегает, а я, наспех разобрав постель, засыпаю без задних ног.

Меня будит шорох и непонятный скрип. Вокруг темнота. Сквозь тонкий тюль в комнату едва просачивается прозрачная полоска лунного света. Но звук, доносящийся откуда-то сверху продолжает настойчиво щекотать нервы. Это не ветер, не шаги соседей, не иллюзия. Там, под потолком, кто-то есть. И этот кто-то пристально следит за мной. Вглядываюсь в черноту, но все бесполезно. Хочу встать и включить свет, но трусливо кутаюсь в одеяло. Фантазия тем временем играет со мной по своим правилам, подкидывая в голову самые нелепые повороты событий. Взвинченный до предела никак не могу снова заснуть, а когда прямо над собой под самым потолком замечаю горящий зеленым взгляд, с любопытством наблюдающий за каждым моим вдохом, взвизгиваю подобно девчонке. От неожиданности это зеленоглазое нечто, судя по всему, сидящее до этого на люстре, срывается вниз и с глухим хлопком приземляется мне прямо на живот. Больно! Чертовски больно! И все еще не по себе. Одно успокаивает, нарушителю порядка, должно быть, страшнее в разы. Растирая живот, вскакиваю с кровати и врубаю свет. На полу, в двух шагах от себя, замечаю перепуганного до смерти кота нелепой расцветки: шерсть в районе глаз окрашена в черный и напоминает огромные фингалы, а сам котейка белый, как чистый лист бумаги. Хлопая своими изумрудами, он недовольно бьет хвостом по ламинату. И ждет. Как два придурка, мы минут десять разглядываем друг друга, а потом, не сговариваясь, оба идем спать: я на кровать, зеленоглазый – ко мне в ноги.

Когда просыпаюсь в очередной раз, за окном уже вовсю светит солнце, обещая шикарную погоду, а из глубины квартиры доносятся звуки скворчащей на плите еды и голоса. Один точно Анькин, а второй, мужской и низкий, по всей видимости, принадлежит ее отцу.

— Нюся, ты бы разбудила парня, опоздаете! — бурчит он.

— Да пусть поспит, па, — бренча посудой, суетится по кухне Аня. — Омлет все равно пока не готов.

Как по команде, в желудке начинает бурлить. Принюхиваясь к божественному аромату жареных яиц, моментально вскакиваю на ноги, натягиваю принесенную Аней футболку и, продолжая прислушиваться к голосам, заправляю кровать.

— Уверена, что вам стоит ехать? Далеко же, — обеспокоенно интересуется мужчина. Что там Аня говорила про апатию? На мой взгляд, голос ее отца вполне себе живой и эмоциональный.

— Вдруг поможет? — с надеждой отзывается Пуговица. Мне порой начинает казаться, что Румянцева верит в меня даже больше, чем я сам.

— После того, что ты мне рассказала, — хмыкает глава семьи, — я честно сомневаюсь. Соколик твой знает?

— Папа! — возмущается Аня. — У каждого человека свои тараканы в голове. Быть может, Илюша любит свою бабку именно такой.

— Не спорю, — прокашливается мужчина. — И все же, на твоем месте я бы парнишку подготовил.

— Доброе утро! — решаю, что сидеть и подслушивать глупо, и бодро захожу на маленькую кухню, где едва помещается стол, плита и холодильник.

— Ну, здравствуй, Илюша. Восемнадцать лет, студент филфака и отменный баянист, — иронизирует отец Ани и медленно поднимается с табуретки, за одним подозрительно оглядывая меня с ног до головы. — Дерешься хорошо?

— Кто? Я? — вопрос здоровяка сбивает с толку. Все же фотографии сильно искажают реальность: Румянцева я представлял себе на пять-шесть размеров меньше.