Это же не дом! Махина, многоквадратная. Здесь же не меньше метров трехсот, а то и больше…

Во что я ввязалась? А девчонки уже тут как тут:

— Сонька, наша мечта сбылась, — с воодушевлением проговаривает Сашуля, — теперь мы сможем поиграть в прятки…

— Вот нет! Никаких пряток. Заберетесь куда не надо и что потом? Мне за вас сидеть в тюрьме?

— Ну почему же в тюрьме, — спокойно комментирует мой запрет Сонечка. — Тюрьма — это крайняя мера, хотя до нее вряд ли дойдет, первой тебя раскатает бабушка, а там уже и некого сажать будет…

— Спасибо вам милые дети, что поддерживаете и вселяете доверие…

И снова подумалось о Настьке. Вот как она могла устроить такую подставу? Ныла, ныла, что у нее послеродовая депрессия, у матери деньги на путевку с пенсии взяла. Купила путевку и вылетела на самолете, как оказалось навсегда. А главное, все сказалось на моей жизни. Многое по обязанностям о девочках легло на мои плечи. Потому что какой толк со школьницы, пускай и будущей выпускницы? А мама работала, и ее доход не позволял уволиться или сменить на что-то другое, с более гибким графиком. Иначе бы мы совсем ноги протянули.

***

— Как в замке принцессы, — восхищенно проговорили зайки.

А я что-то не разделяла их оптимизма и радости.

Дом у Богдана был больше монументальным и величественным. Все кричало о роскоши, дороговизне и шовинизме…

Да-да. Ни тебе универсальной отделки, ни нейтральной цветовой гаммы. Такой коттедж говорил о владельце мужчине, исключительно о нем, и женского, тем более семейного ничего в нем не считывалось.

Вряд ли инвесторы поверят в то, что в личном доме, где проживают дети, особенно такого возраста, как зайки, нет детской площадки. На худой случай здесь должна находиться хотя бы маленькая каруселька.

А тут пусто, и подобному не найти никакого логичного объяснения: «как так?»

Навстречу нам выходит персонал Горского. Две женщины и один мужчина.

— Добрый день, — приветливо улыбается белокурая женщина, — Богдан Андреевич нас предупредил о вашем прибытии и проживании в доме. Мужчина представляется садовником, а вторая женщина поваром.

Ну хоть что-то этот человек умеет делать без апломба и излишнего пафоса.

О том, что Горский отец девочек думать совершенно не хотелось. И потом, разве человек отправивший свою любовницу на аборт, вообще имеет право знать о детях, пускай и своих?

Тут я очень сомневалась. И мама…

Нельзя вот так, за ее спиной провернуть нечто подобное. Если Горский захочет забрать заек, у него вполне это может получиться. Деньги решают если не все, то многое. Мама просто не перенесет разлуки с внучками.

А значит, я молчу, до победного. Я не должна решать судьбу племяшек в одиночку. И даже то, что я согласилась поиграть в псевдосемью — меня напрягает, очень.

Прислуга — Анна Николаевна, показывает девочкам их комнату, меня же проводит в спальню Горского.

Я чувствую себя странно. Как можно играть роль супруги человека, которого, мягко говоря, недолюбливаешь?

— Богдан Андреевич выделил вам полку в своем шкафу, и вы можете спать слева, правая сторона хозяина.

Я задвигаю ручку в чемодан. И осматриваюсь. Ну что же, дача сама себя не купит, и ее придется заработать. В максимально сжатые сроки.

— Анна Николаевна, а как насчет бюджета на хозяйственные нужды, это как-то предусмотрено Богданом Андреевичем?

— У нас есть фиксированная сумма, заложенная на месяц, — растеряно проговаривает женщина.

— Подходит! — я киваю и тут же добавляю: карточка подойдет, но и от налички я не откажусь.

— Я уточню у Богдана…

Я улыбаюсь своей одной самой благодушной улыбкой.