Сука Оксана! Чего ей не хватало? Я ж для нее и сына всё!

«Полюбила» – еще свежи в памяти ее расширенные от испуга глазищи и нежные шепчущие губы.

А со мной что тогда было? В бирюльки играла? Запасным аэродромом использовала?

Сжимаю кулак. Кожу содранную на костяшках тянет. Затянувшиеся было ранки лопаются.

Дрянь!

В ближайшем киоске покупаю упаковку влажных салфеток, промокаю выступившую кровь. Две девчонки лет восемнадцати, что попались навстречу, отшатнулись, бросив испуганный взгляд на раненый кулак.

До сих пор сложно принять факт, что я теперь свободен. Непривычно. Можно же пялиться на симпатичных девушек, знакомиться, заводить отношения.

Неинтересно.

Я Оксану люблю.

Любил, – исправляю определение чувства к жене.

Бывшей! Чтоб ее!

До дома остается пройти еще один квартал и парк. Если честно, домой не хочется. Там пусто. Последние вещи жена забрала еще неделю назад, клининговая вымыла и вычистила все до стерильной чистоты.

Прогулочным шагом дохожу до сквера.

Опа!

На лавочке сидит та самая сбежавшая невеста. Закрыла лицо руками, рыдает, плечи трясутся. И утешить бедную некому.

Туфли ее дюймовочные сиротливо рядом валяются шпильками в разные стороны.

Жалко девчонку. Вот так из–за какого–то козла теряется вера в нормальных мужиков.

Борюсь с собой, терзаемый сомнениями: пройти мимо плачущей девушки и забыть или посочувствовать и по возможности предложить помощь.

Второе перевешивает. Надо присмотреть за ней. Неадекватов вокруг хватает, еще пристанет кто, обидит, а у девчонки своих страданий выше головы.

Присаживаюсь на другой конец лавочки. Кладу локти на широко расставленные колени, прячу левой рукой разбитые костяшки.

Меня не замечают.

Снимаю очки. Пользуясь моментом, разглядываю невесту.

Шея у нее тонкая, нежная. И черный локон, что выбился из прически, провокационно скрывает от меня часть пульсирующей голубой венки. На голой спине над корсетом маленькими крылышками торчат лопатки. А самое пикантное и приятное глазу – красивое декольте на высокой груди – прикрыто руками. Но от рыданий трясется заманчиво и вкусно.

И я ловлю себя на мысли, что мне хочется отнять эти ладошки от заплаканного лица, поднять девушку за локотки со скамейки и повальсировать с ней прямо здесь, в сквере. И чтобы вместо слез на ее личике засияла счастливая улыбка.

– Сбежала? – участливо спрашиваю, садясь вполоборота.

9. 8. Ника. Незнакомец

8. Ника. Незнакомец

Кажется, слезы должны вот–вот кончиться, а они не кончаются и не кончаются. Кожу на щеках щиплет от соли. От рыданий сбилось дыхание, закололо в груди.

У меня до сих пор нет ни одного варианта как жить дальше.

– Сбежала? – совсем рядом прозвучал мягкий мужской голос.

Слезы резко передумали выделяться из глаз. Переживания о случившемся и жалость к себе замерли тоже.

Кто здесь?

Раздвигаю пальцы одной руки, подсматриваю сквозь щелочку. Со мной разговаривают?

На другом конце лавочки вполоборота ко мне сидит мужчина, смотрит на меня в ожидании ответа. Одна рука вытянута на спинке лавочки, пальцы другой руки играют с солнцезащитными очками.

Взрослый, спокойный, уверенный в себе. Брюнет. Правда, давно небритый. Помешались все на этой бородатости.

Хорошо, у Саши не растет ничего на лице, а то бы тоже оброс, он сам говорил. Брутальности, видите ли, ему не хватает. А по мне – самое то! Гладкие щеки, мягкий подборок, опять же, какая экономия на бритвах, пенках и лосьонах.

О чем ты, Ника? Теперь не ты будешь семейный бюджет Новикова считать, значит, и вспоминать о нем не надо. Пусть, вон, Ритка решает – памперс купить или носки мужу.