— Все-таки не нравлюсь?
— У меня нет потребностей.
Он прищуривается, а затем смеется, откинув голову назад. Искренне и громко.
— Ты девственница?
От возмущения открываю рот и собираюсь разразиться потоком слов, направленных на пристыжение, но просто не успеваю.
— Интересно…
— Мне просто это не надо! — восклицаю, поднявшись с кровати.
— Ну да, конечно, — усмехается и идет к двери.
— Я серьезно, — следую за ним. — Выброси это из головы, Марк, между нами ничего не будет. Я не хочу.
— А если захочешь?
— Такого не будет.
Он снова усмехается, но на этот раз ничего не говорит. Я собираюсь продолжить разговор, чтобы между нами не осталось недомолвок, но неожиданно звонят в дверь. Марк идет открывать, я почему-то следом, словно забывая, что в квартире больше не темно, и мне нет необходимости ходить за ним по пятам.
19. Глава 19
Как только в квартире появляется свет, я подключаю мобильный телефон к зарядному устройству и убегаю в душ, с наслаждением подставляя тело под горячие струи. В душевой нет ничего женского, но и мужской шампунь и мыло мне прекрасно подходят. После того, как я весь вечер провела в свадебном платье, смыть с себя вчерашнюю усталость очень хочется.
Выйдя из ванной, переодеваюсь в чистую одежду, включаю телефон и решаю первым делом написать родителям, но сообщения приходят одно за одним. От родителей, от подруг, даже от коллег по работе. А еще я получаю уведомления о пропущенных звонках. Их так много, что я на несколько минут зависаю и не понимаю, в чем причина. Все узнали о моей свадьбе из новостей? Но они вроде бы не должны были выйти так быстро.
Захожу вначале не в мессенджер с родителями, не в чат с подругами. Я не читаю ничего, что мне прислали, я вбиваю в поисковик имя “Марк Билецкий” и зажимаю рот рукой, когда вижу заголовки статей. Они, кажется, одна противнее другой.
“Известный адвокат Билецкий едва не женился на вебкамщице”.
“Марк Билецкий в последний момент женился на другой, а не на той, что продавала свое тело на просторах интернета”.
“Марка Билецкого бросила “вчерашняя” проститутка, а он женился на неизвестной”.
У меня в горле пересыхает, когда я открываю пару статей и читаю их содержимое. Я не знаю, кем была невеста Марка, с которой у него должна была состояться свадьба, но даже если и такой, какой ее описывают, копаться в этом все равно мерзко. Я закрываю статьи и перевожу дыхание. Понимаю, что эти статьи долетели уже и до родителей. Они наверняка видели новости, ведь теперь наши фотографии показывают по телевизору. По крайней мере, я открывала ссылки известных телеканалов, где обычно публикуют и текстовую версию очередного выпуска.
У меня горло сдавливает в спазме, когда я вижу, как на телефон поступает очередной звонок от родителей. Понимаю, что не могу им сейчас ответить, и, как только они прекращают звонить, отключаю звук. Где-то в квартире что-то с грохотом разбивается, до меня доносится отборный мат, сказанный грубым недовольным голосом.
Выходить из своего укрытия не хочется. Возникает противоположное желание — закрыться и не выходить, но случившееся нам с Марком стоит обсудить хотя бы потому, что нас наверняка будут пытаться перехватить репортеры. Я слишком мало знаю о его невесте и плохо запомнила придуманную Марком легенду о том, как мы познакомились. Впрочем, легенду легко рассыпать вдребезги, если кому-нибудь вдруг захочется все перепроверить. До того вечера в клубе я и Марк Билецкий ни разу в жизни не пересекались. Я более чем уверена в том, что мы ни разу не оказывались в одном и том же месте в одно и то же время. Слишком мы разные по ритму и уровню жизни.