В какой-то момент он замер, выпрямился и вполоборота повернулся к ней. С топором в опущенной руке, с мускулистым торсом, освещенный ещё несмелыми лучами солнца, он показался ей воплощением брутальности. Веснушчатый лоб пересекла морщинка, как будто Герман пытался что-то вспомнить. Потом его лицо осветилось улыбкой, от которой Фиалку уже начинала пробирать легкая приятная дрожь, и Герман развел руками.

- Совсем забыл.

                                            Одним движением вогнав топор в бревно, он шагнул к ней, пригнулся, обдав каким-то особенным, мужским запахом, от которого тонкие ноздри Фиалки затрепетали, и протянул руку куда-то ей за спину. Девушка успела на секунду только встревожится, но в следующее мгновение её накрыло ароматом лесных цветов. Потому что Герман выпрямился с большим букетом. Фиалка поставила на замшелый ствол кружку с кофе и взяла цветы.

- Какая красота!

Его медно-медовые радужки засияли, когда мужчина посмотрел ей в глаза.

- Я не мог не выразить благодарность за такое удивительное знакомство.

Фиалка зарылась носом в сладкую какофонию лесных ароматов и вернула взгляд, чувствуя, как тепло, зародившееся в её теле, опускается в низ живота.

- Я тоже очень рада встрече…

- А я-то как. Приехал в лес, заранее обреченный на одиночество, ну или на компанию зверей и птиц, и вдруг в моей палатке оказывается такая очаровательная девушка, какую в городе-то днем с огнем не сыскать.

Фиалка снова вдохнула чудесный аромат.

- А я и не знала, что в лесу растут такие прекрасные цветы.

- В каких-нибудь подмосковных парках – вряд ли. А в настоящей дикой природе встречается кое-что и покрасивее. Люди в городах привыкли к срезанным заранее цветам, собранным по ранжиру и продающимся в магазинах. Но для меня такие цветы – невольники. Выращенные только для того, чтобы быть срезанными. Печальная судьба.

- Но вы тоже сорвали эти.

- Да. Но погибнуть свободным все же лучше, чем в неволе. Ни разу не почувствовав дуновения свежего ветра.  

Фиалка задумалась. Он улыбнулся и снова взялся за топор.

- Проголодались?

Только услышав вопрос, Фиалка поняла, насколько голодна, и кивнула. Запах кофе внезапно только обострил её чувство голода.

Герман улыбнулся.

- Дайте мне ещё час, и вы попробуете самую вкусную зайчатину на свете.  Гарантирую. А пока пейте кофе и набирайтесь аппетита.

Он занес топор и над поляной раздался звонкий звук металла, врезающегося в дерево.

Молодой мужчина с черными волосами, коротко остриженными по-военному, нервно прихлебывал кофе из белой керамической чашки, сидя в «Шоколаднице». Пальцы свободной руки, лежавшей на столе, время от времени отстукивали нервную барабанную дробь.

Мужчина посмотрел на часы. Тот, кого он ждал, опаздывал. А это означало только одно – он в опале. Старейшина может выразить недовольство одним своим опозданием на несколько минут, потому что для Старейшины опоздание – это неуважение прежде всего к себе самому.

Наконец, в дверях кафе показалась высокая фигура в неизменных коричневом пиджаке и черной водолазке. Посетитель огляделся, увидел ожидающего его мужчину и не торопясь подошел. Без приглашения и приветствия присев за столик, он подозвал официанта и сделал заказ.

- Ты облажался, Грач, - сказал пришедший брюнету. – Не смотря на всю свою хитрожопость, ты облажался.

- Это ещё не доказано, - возразил мужчина, названный Грачом. Кулон с волчьим клыком, висевший на его крепкой шее, качнулся в распахнутом вороте рубашки, когда Грач слегка наклонился вперед.

- Какие тебе нужны доказательства? – недовольно удивился собеседник, которому на вид было около пятидесяти лет, тем не менее, его фигура дышала силой, а лицо с живыми глазами выдавало человека энергичного. Сколько на самом деле лет Старейшине, Грач мог только предполагать. – Группа доложила об уничтожении гнезда оборотней, о гибели невинных, а потом внезапно перестала выходить на связь.