Мокрая трава обняла стопы влажной прохладой. Это было неожиданно приятно. Хотя очередное ощущение, что это происходит с ней впервые, снова навалилось на Фиалку. Укалываясь о павшую хвою и какие-то невидимые в траве веточки, Фиалка пошла к трудившемуся мужчине.

Когда до него оставалось пяток шагов, Герман неожиданно обернулся к ней всем телом. На его рыжебородом лице расплылась прямо-таки чарующая улыбка. Фиалка снова, как ночью, поневоле ответила улыбкой. Что-то в его внешности настолько располагало, что она не могла удержаться.

- Доброе утро.

- Здравствуйте, Герман.

- Как спалось? Я не очень громко храпел?

- Храпел?

- Ну, - он чуть смущенно пожал плечами, - те мои друзья, с которыми мне довелось ночевать в пределах досягаемости, до сих пор со мной разговаривают, но тем не менее… Вам нужно было отдохнуть, а я мог помешать.

- Я прекрасно выспалась, - заверила его Фиалка и поняла, что ничуть не покривила душой. Она действительно чувствовала себя удивительно отдохнувшей.

- Это замечательно.

Герман кивнул на разбросанные вокруг щепы.

- Все промокло. Сухое дерево для костра приходится добывать из самой сердцевины.

- Вы, я вижу, большой в этом мастак, - польстила Фиалка.

Герман не стал ломаться.

- Да, в детстве и молодости я частенько ходил в походы. Люблю природу. – Он указал на свои босые ноги. - Я за максимальную естественность. Если бы не присутствие дамы, на мне не было бы даже штанов.

Фиалка рассмеялась.

- А я думала, это из практичности. – Она приподняла ногу, демонстрируя босую ступню. – Как у меня.

Герман улыбнулся.

- Вы явно городская. Посмотрите, какая нежная подошва. Относительно свежие ссадины - это ещё не показатель. – Он посмотрел на неё, и Фиалка увидела то, что не заметила ночью у костра. Радужки его глаз были удивительного рыжевато-медного оттенка, что невероятно гармонировало с рыжими волосами, рыжей бородой, бровями и усыпанным веснушками лицом. Она пришла к выводу, что вряд ли можно было бы быть более рыжим, чем Герман. – Так что теперь прислушайтесь к себе и скажите мне, что вы почувствовали, пройдя от палатки до стоянки.

Фиалка снова мягко рассмеялась.

- Сырость.

- Нет-нет! – Он покачал головой. – Потом ударом вогнал топор в бревно, шагнул к ней и взял за руки. Фиалка почувствовала прикосновение к запястьям, и первым её намерением было отнять руки. Странное чувство опасности появилось и пропало. Пальцы Германа были сильными и одновременно нежными. – Давайте по-другому. Закройте глаза.

Фиалка пару секунд вглядывалась в странные глаза этого странного человека, потом послушно опустила веки.

- Попробуйте вспомнить ещё раз. Говорите просто, что именно чувствовали. Вот вы снимаете кроссовки, и ваши ноги облетает утренний холодок, ощущение прохлады проносится мимолетно от пальцев вверх, до колен. Мурашки?

- Мурашки, - подтвердила Фиалка, улыбнувшись.

- Вы делаете шаг – под ногами прохлада пола палатки, следующий шаг наружу…

- Мягкость, - сказала Фиалка, вспоминая, - мягкость травы. Я словно наступила на пушистый ковер.

- Так, - подбодрил Герман, - вспоминайте, вспоминайте.

Темнота перед глазами Фиалки наполнилась образами. Словно кинематографическая камера делала облет её, выходящей из палатки, то отдаляясь и взлетая над ней – и тогда она видела себя сверху, себя, неровный квадрат палатки, поляну с разбросанной почти белой щепой и стоявшего с топором Германа – то спускающейся с приближением к самым ногам.

- Я чувствую, как с потревоженных травинок падают капли. Еле ощутимый перестук по коже. Чувствую покалывание чего-то твердого, скрытого в траве. Эти уколы словно врывающиеся в плавную мелодию резкие ноты. Но это не неприятно, скорее чувственно, как наступить на массажный иппликатор. Сначала легкая тупая боль, потом удовольствие. – Фиалка успела удивиться тому, что помнит ощущения от массажного иппликатора.