— А вы машинами занимаетесь?

— Так… Пиздец просто, как ты мыслишь? С чего решила, что я занимаюсь машинами?

— Извиняюсь конечно, но вы так орали по телефону, что я слышала, вам нужен механик.

— Ничёсе ты какая, — восхитился он, действительно влюблённо смотрел на меня. Как когда-то Влас.

— А почему вы так сильно материтесь? — я быстро кушала, запивая еду соком.

— От внутренней неудовлетворённости. Тебе звонят, Фиалка. И можешь называть меня Гошей.

— Что? — я растерянно полезла в сумочку.

Вот дура, не включила звук, а папа звонил.

Салфетку быстро со стола схватила, губы вытерла, и от волнения на ноги встала.

— Папа!

— Виола, ты где? — напряжённо кричал папа.

— Папочка я в каком-то городе! Я сбежала!

— Умница моя! Сейчас выкидываешь телефон. Тебя наверняка ищут. К моей фирме ты никакого отношения не имеешь, а им нужны были акции. Но на тебе три особняка и четыре квартиры. Автопарк почти весь на тебе. Сейчас налетят стервятники. Не звони Максиму. К корешу моему попробуй добраться, он защитит тебя. Не доверяй никому!

Я заметила, как Гоша торопливо собирал в пакет остатки еды.

— Папа, а ты?! — стоном спросила я.

— За меня не беспокойся. Я люблю тебя, девочка! Ты умная и сильная. Соображай. Виолетта, нужно себя обезопасить и найти надёжных людей. Телефон выкидывай!

Он бросил трубку.

Телефон оставила на столе. Взвизгнула, потому что Гоша за руку схватил и потащил меня из квартиры.

— Что? — кричала я на бегу.

— За тобой идут, — шикнул он.

— Туфли!

Но дверь в квартиру закрылась, и я пыталась ноги не переломать, перепрыгивая через ступеньки.

Я не поспевала за ним, поморщилась от отвращения. Мои розовые пяточки ступали на общественную лестницу! Какая мерзость!

— Избавляйся от брезгливости, — тихо посоветовал Гоша, за талию меня подхватил, и последней лестничный пролёт, я пролетела. — Тощая какая.

— Неправда, у меня отличные пропорции.

— Пропорции - да. Грудь прямо под мою ладонь. И попка ничего.

Я попыталась вырваться из его рук. Он отпустил, но как только мы оказались на крыльце, рывком потянул в сторону.

Там росли кусты. Ветки неухоженные, во все стороны распушались. Колючки и жёлтые цветы. Приторно пахло. Будь я голодная, тошнить бы начало.

Вдоль фасада дома тянулась бетонная отмостка, с неровной шершавой поверхностью. На светло-серой дорожке сияли в свете солнца острые тёмно-зелёные стёкла разбитой бутылки.

Я тихо взвизгнула, наколов ногу. Из глаз мгновенно слёзы полились от режущей боли. Не могла больше бежать. Руку свою выдернула у Георгия Марковича.

Он остановился и присел передо мной на корточки. Из-под юбки показались колени, покрытые чёрной шерстью. Сам-то он в кедах, а я…

— Держись, — мужчина ухватил меня за больную ногу и подогнул её.

Покачнувшись, тут же ухватилась за его густющие волосы. Пищала, глотая слёзы. Он спокойно вытащил стекло из ступни, наклонился и…

Зализал рану.

Слёзы высохли, нижняя челюсть отвисла.

Я дышать забыла, глядя, как длинный язык слизывает кровь.

По телу мурашки.

Под тканью соски напряглись и в поролон бюстика упёрлись. Между ног полыхнуло ярким томящим пламенем, защемило низ живота. Возможно, потому что возбуждение так сильно жахнуло, я спокойно приняла всё то, что произошло дальше.

Сердце в груди колотилось. Дыхание отрывистое. И щёки с ушами горели от позора и вожделения.

А у него волосы дыбом встали, и я руки отдёрнула от них, перестала держаться. Медленно встала на две ноги. Заворожённо и немного напугано глядела, как он медленно поднимается.

Волосы чернильные вверх приподнялись. Но странно, только гребнем. С висков так и остались лежать. Глаза синии светились то ли на солнце, то ли сами по себе. Что-то хищное в лице появилось, ненормальное.