Алекса была права. Она ошиблась только в одном. Даня не предвидит будущее. Он его создает.

***

Алекса не узнает свое отражение. Вроде бы ничего не изменилось: те же длинные волосы, раскосые глаза. Если улыбнуться, то вообще и не скажешь, что что-то случилось. Но такое чувство, что… Она щурится, разглядывая кожу вокруг губ и глаз. Неужели у нее появились первые морщины? Невозможно!

Она вздыхает и отходит от зеркала в ванной комнате. Хочется домой, но без Дани она боится туда идти. Он был так уверен, что ему дадут отгул, что и ее заразил своей уверенностью. А если нет? Лучше не думать об этом.

Алекса, хромая, возвращается в спальню и сворачивается клубочком на кровати. В поле зрения попадает картина Дани, на которой девушка-беглянка жмется к двери пряничного домика. У него талант. Галина точно оценит. А у Алексы никогда не хватало терпения дорисовать картину до конца. Судя во всему, Даня страдает той же проблемой.

Невольно она улыбается. Даня с такой легкостью ухватился за ее идею, что он видит будущее. Мальчик готов нести любую чепуху, лишь бы быть рядом с ней. И верит каждому ее слову. Такое поклонение немного пугает, но сейчас у Алексы нет выбора. Ей нужен кто-то посторонний, кто-то не из ее семьи, кому она сможет довериться. А раз Даню ей послала судьба, значит, выбирать не приходится. Возможно, именно он ее спасет. Алекса плотно зажмуривается и перед глазами встает крылатая птица.

Бойся крылатых птиц…

Никто не должен узнать, никто.

У него получилось.

Даня пребывает в чистейшем изумлении и до сих пор не верит в свою удачу. Или магию? Он не знает, какая сила заставляет исполняться все его желания, которые он запечатлеет на холсте. Но не закончит… Только незавершенные картины оживают. К тому же надо постараться точно передать свою мысль. Найти нужные образы… Столько нюансов… Поэтому Даня до конца не верил, что ему дадут внеплановый отпуск на целый месяц. Что, впрочем, и произошло. Но за свой счет начальник отпустил его с легкостью.

– О чем ты думаешь? – Алекса с милой улыбкой трогает Даню за плечо.

Он моргает, возвращаясь в такси, в котором они едут в загородный особняк Вольфов. Машина как раз сворачивает на узкую горную дорогу в заснеженном лесу.

– Мы почти приехали, – продолжает щебетать Алекса, видимо, позабыв про свой вопрос. Или же ответ ее и не интересовал. – Я уже жду не дождусь, когда смогу переодеться в свою одежду, – и она со смехом приподнимает ногу, на которой болтается черный сапог. – Обувь твоей матери мне слегка… великовата. И не гармонирует с моей шубой.

– Надо было предложить тебе мои сапоги. Думаю, ты бы влезла в один.

Алекса смеется и вдруг кокетливо прижимается к нему:

– Ты бы мог понести меня на руках. Но я не хочу, чтобы моя семья знала о том, что я временный инвалид. Я вообще не хочу, чтобы они что-то знали. Ты запомнил нашу легенду? – резко спрашивает она, и тонкая морщинка на ее лбу смотрится так неуместно, что будь Алекса портретом, Даня бы непременно закрасил изъян кистью.

– Да, конечно.

Они снова замолкают.

Алекса порой такая молчаливая. Даня украдкой поглядывает на нее, но выражение лица девушки сложно разгадать. Что-то среднее между печалью и страхом. Распахнутые темные глаза, напряженные губы. Медленное, почти неслышное дыхание. Даня обязательно запомнит ее такой и нарисует. Она станет его Джокондой.

Такси тормозит на небольшой площадке, и Алекса с радостным восклицанием выбирается из машины. Даня быстро достает кошелек, чтобы расплатиться, но оторвать взгляд от особняка господ Вольфов не хватает сил.