– Нет, я серьезно, – она тихонько потянула его за мочку уха.

– Вот-вот, – обрадовался он, – у нее есть уши. И еще глаза. Скорее всего, эта Фея не только носится по городу со своим топором, но и слушает новости, читает газеты, возможно, заглядывает в интернет. А про этот дом СМИ не раз и писали, и говорили. Так что мне ничуть не жаль этого Хомякова.

– Мне тоже не было жаль, – призналась Мирослава, – пока я не познакомилась с ним лично и не побеседовала с глазу на глаз.

– Понятно, – хмыкнул Морис, – вас разжалобила его жизненная история.

– Может, и так, – не стала спорить она.

– Посмотрим, что вы скажете завтра после знакомства с очередным клиентом Феи.

– Да, на завтра у меня запланирована встреча с майором Горбылем.

– С тем, которому Фея с топором в воспитательных целях руку отрубила?

– С ним самым.

– Вы уже созвонились с ним?

– Нет. Я хочу нагрянуть к нему внезапно. Авось он не выставит меня за дверь, – вздохнула Мирослава.

– Ох уж это ваше русское «авось», – усмехнулся Морис.

– И чем это тебе наш «авось» не нравится? – сделала вид Мирослава, что обиделась за слово.

– Всем не нравится, – ответил Морис. – Давайте я лучше с вами поеду.

– Надеешься, что однорукий майор с двумя детективами не справится?

– Точно, – подтвердил Морис.

– Не надо никуда со мной ехать. Я почти что уверена, что Горбыль не откажется поговорить со мной. К тому же я хочу заглянуть к Елене Павловне Москвиной и заодно взглянуть на ее сына Владлена.

– Это те, на ком обжегся Горбыль? – спросил Морис.

– Можно сказать и так, – ответила Мирослава.

* * *

Мирослава обрадовалась тому, что к утру снежная буря утихла. Небо прояснилось. На востоке, точно стая розовых фламинго, плыли окрашенные розовым светом зари облака.

Выехав на шоссе, ведущее в город, она убедилась, что дорогу не так уж сильно занесло за ночь. К тому же снегоуборочная техника успела расчистить бо́льшую ее часть.

* * *

Жизненный путь Степана Филаретовича Горбыля нельзя было назвать гладким.

Родился он в семье потомственного железнодорожника и работницы ткацкой фабрики. Не было у них в роду ни врачей, ни учителей, ни ученых, один сплошной пролетариат. Мать с отцом гордились своим происхождением и надеялись, что сын либо станет железнодорожником, либо пойдет работать на фабрику. Но Степа, насмотревшись в детстве таких фильмов, как «Рожденная революцией», «Зеленый фургон» и им подобных, видел себя только на службе в милиции. Полицией она уже потом стала.

А тогда, в юности, «Моя милиция меня бережет» звучало гордо.

Несмотря на то что родители настаивали на том, чтобы после девяти классов сын отправился в училище или в техникум осваивать рабочую специальность, Степан остался в школе, хорошистом окончил одиннадцатый класс. Получил аттестат, уже собрался поступать в школу милиции, как его на два года забрали в армию.

Степан не очень-то этому и огорчился. Несмотря на то что в те годы процветала дедовщина, он был уверен, что постоять за себя сумеет. Рост у него был средний, но мускулов хватало. Не зря же он несколько лет занимался в секции бокса. А тут еще и судьба помогла Степану: сразу несколько парней из их города оказались в одной роте с ним. «Земели», как они называли друг друга, друг за дружку и держались.

Девушки на гражданке у Степана не осталось, некому было слезы о нем лить и скучать. Да и сам он письма время от времени писал только матери.

Два года пролетели незаметно. После армии Степан не стал терять время зря и поступил в Школу милиции, которую окончил с отличием. Поступил на работу в милицию. Начальство, видя его рвение, посоветовало парню поступить в юридический вуз на заочное отделение, что он и сделал. А позже перевелся на вечернее.