Приблизительно в это время и был сооружен обнаруженный Мэллоуном храм – значительное по площади (30×25 м) прямоугольное строение, возведенное на развалинах двух подобных зданий. Центральное внутреннее святилище тянулось по всей длине здания, ряд боковых камер на одной стороне уравновешивался более сложным расположением комнат-камер на другой, и все в целом было заключено между массивными, стоящими на каменном основании кирпичными стенами. Подобная планировка вполне соответствовала выработавшемуся в течение нескольких столетий типу шумерского храма-святилища. Удивительной оказалась не она, а декор главного зала. «Его побеленные стены украшены были цветными каменными розетками, полосами инкрустации из красного известняка и медными панелями, – пишет английский археолог С. Ллойд в авторитетной «Археологии Месопотамии». – На одном конце стоял алтарь, сверху и снизу окаймленный бордюрами из листового золота, между которыми шли ленты из цветного камня; все это крепилось серебряными гвоздями с золотыми шляпками»[162]. Но самым удивительным явилось даже не богатство декора, а его главный изобразительный мотив, присутствующий и в орнаменте, и в форме многочисленных алебастровых фигурок, сохранившихся под полом святилища со времен более ранних храмов.

Полагаю, вы, читатель, догадались: таким мотивом послужил контур пары человеческих глаз. Примерно 20 % изображений представляли собой два соприкасающихся круга, часто с отверстием в центре каждого, напоминающие очки без дужек, пенсне. Такую форму редко, но находили в других районах Месопотамии. Приблизительно 90 % всех глазных символов храма оказались уникальными, обнаруженными только здесь весьма натуралистическими рисунками глаз и бровей, нанесенными на небольшие белые и черные алебастровые фигурки, тысячами погребенные под плитами пола святилища (илл. 5). Представленные в нескольких, порой неожиданных вариантах, эти больше нигде в мире не встречающиеся рисунки дали основание их первооткрывателю назвать найденное в Телль-Браке строение Храмом Ока. Мэллоун был убежден: доминирующий тип изображений символизировал особое «глазное» божество, подношением которому и служили фигурки. Хотя пол этого божества отчетливо не обозначен, Джозеф Кэмпбелл уверенно называет его древнешумерской Богиней-Глазом, культ которой, по его оценке, из Юго-Западной Азии по морским маршрутам распространился на Северо-Западную Африку и Западную Европу. Если жертвенные гипсовые фигурки, о которых речь, олицетворяли божество, а не просителя, то пол божества, возможно, действительно был женским: некоторые детали декора позволяют это предположить. Но являлся ли глаз символом некоей особой богини – вопрос открытый.

Илл.5

Отбросим предположение некоторых специалистов, что глазом здесь назван геометрический орнамент. Оно несправедливо. Дело не только в том, что узор может быть неверно истолкован как пусть и несколько схематичный, но антропоморфный образ. Беатрис-Лаура Гофф, глубоко проанализировав символику Древней Месопотамии, пришла к выводу, что «в этот, как и в более ранний период, не существует никаких свидетельств, что какая-либо конкретная изобразительная форма может быть рассмотрена как эмблема специфического божества»[163]. По ее мнению, более обоснованной является гипотеза о солярном значении символики храма в Телль-Браке: во-первых, в декоре здания активно использованы спирали, круги, в том числе концентрические, колеса и другие фигуры, связанные с солнечным культом, во-вторых, в Месопотамии и близлежащих территориях в это время уже получили определенное распространение изображения глаза как символа солнечного божества, Телль-Брак же находился на перекрестке международных торговых путей. К близкому заключению приходит французский исследователь религиозных воззрений древнейших обитателей Междуречья Жак Ковэн. Отметив, что глаз уже в эпоху неолита стал восприниматься как один из символов всесильного божества, он несколько витиевато констатирует: «Телль-Брак – не более чем частный случай почти повсеместной иконографической традиции…истоки которой берут начало в неолитической предыстории Востока. Глаза, изображенные в сверхреалистическом виде, отражают грозную ипостась глиняной богини. Здесь более отчетливо, чем в других восточных цивилизациях, акцентирована способность божества внушать страх и ужас»