Желудок заурчал, намекая что “нелюбовью” сыт не будешь, вот только покидать пределы палатки ни малейшего желания нет. Лучше уж тут сдохнуть от голода, чем сгорать от стыда сталкиваясь с очевидцами моего полного морального падения.

Сбежать бы.

Но куда?

Вздохнув, придвинула к своему импровизированному рабочему столу складной стул, открыла чемоданчик. Может работа хоть немного отвлечёт.

Образцы я сразу брала в двух экземплярах: один для себя, второй для отправки в лабораторию. Что-то они там обнаружат? И ещё… Ещё, волновало зачем брали на изучение кровь участников спасательной операции. Не вычислят ли мою неправильность? И что делать если начнут задавать вопросы?

Если выявится факт моего нелегального применения экспертного препарата на себе, это уголовное дело. Наказание до нескольких лет тюрьмы и лишение права деятельности. Может и не на пожизненно, но кто возьмёт на работу ученого с таким пятном на репутации?

И ещё… Этот Кобелев. Прежде он вёл себя иначе, был вежлив, предупредителен, пусть и шёл к цели напролом, стоит вспомнить как он впервые очутился в моей постели. Его даже не смутило моё бессознательное состояние. Видимо это особенность предпринимателей — брать то что хотят. Но он не хамил, в отличие от нашей последней встречи. Что на него так повлияло? Уж явно не пресловутая ревность, и вряд ли обычный собственнический инстинкт. Тут что-то иное. Вопрос — что?

В таких мыслях, под аккомпанемент урчащего желудка, я и приступила к исследованию. Вот только времени мне не дали, едва прогнала через центрифугу часть первого образца, как полог палатки откинулся и на пороге возник хорошо знакомый мне конопатый солдатик:

— Медник, срочно в штаб, — изрёк он и не дожидаясь моей реакции удалился.

Сижу. Хлопаю глазами ему вслед. Вот и как это понимать? Вызывают по работе или по личным вопросам? А если второе, то каким именно? Кобелев что-то понаговорить успел, или Юрий решил с учётом моего поведения расставить все точки над “i”?

Гадай, не гадай, ничего не изменишь, а идти надо.

Убрала ноутбук и переносную лабораторию в жестяный короб, накинула ветровку и стараясь не смотреть в лица встречным, направилась в штаб.

Иду. А голова аж кружится от обилия кислорода. Вот что-что, а воздух тут потрясающий, и аромат сосновой смолы, как вдохнешь, так сразу детство вспоминается. Будучи ещё совсем малышкой, я частенько гостила у бабушки на юге, а там почему-то на Новый Год ставили не ели, а сосны. В тех широтах где я жила преимущественно росли лиственные деревья, поэтому аромат сосны четко ассоциировался с детством, югом и Новым Годом.

Перед входом в штаб замешкалась, не решаясь на последний шаг. И тут, слух уловил подозрительно знакомый голос. Повелецкий? Да ладно! Он-то что тут забыл?

С этой мыслью и вошла внутрь, тут же оказавшись нос к носу… Ну да, с Кобелевым! И глава моего НИИ тоже здесь был, я не ошиблась.

— Олеся Станиславовна, рад видеть вас в добром здравии! — воскликнул мой непосредственный руководитель. — А вы нам нужны! Очень!

— Я тоже рада вас видеть, — настороженно отозвалась я, гадая что же случилось, если Повелецкий лично сюда заявился. — И чем смогу, как говорится, тем помогу, но… — бросила мимолётный взгляд на Кобелева, — в рамках разумного.

О приличиях всё же промолчала.

— Тут такое дело… — подозрительно замялся мой руководитель. — Вы ничего странного в поведении… — мямлил он, и я не выдержала:

— Пришельцев?

Этот вопрос мне только ленивый ещё не задал.

— Нет, — помотал головой он. — Окружающих. Так или иначе входивших в контакт с ними.