– Дамы-господа, желаете к пирожку с мясом чай или кофе?

Все заказали кофе, кроме скромной женщины, сидевшей у входа и попросившей чай; болтливый господин у окна тошно поморщился при виде длинных беляшей, обернутых наполовину в салфетку, и отмахнулся от того и другого. Мгновенно раздав пирожки и стаканы в металлических подстаканниках, стюард собирался уже выйти, но его остановил тот самый человек у окна, подняв кверху указательный палец и произнеся:

– Вы не дадите мне просто салфетку?

– Пожалуйста, пожалуйста, – быстро отозвался тот, передавая столовый платочек, – что-нибудь еще?

– Нет-нет, покорнейше благодарю, – бегло отозвался человек, уткнулся лицом в салфетку и начал с могильной гулкостью кашлять.

Невозмутимый стюард поклонился, вышел, и в купе повисло неловкое молчание. Смачно прокашлявшись, его нарушил все тот же господин.

– За полчаса до отправления, – подавшись вперед, заговорщицким тоном сообщил он, – я видел, как в вагон-ресторан грузили мертвых зверушек.

Все вновь замерли, только священник вздрогнул, плеснул на себя кофе и выронил пирожок.

– Вот возьмите, – протянул ему свою салфетку общительный попутчик, но ксендз почему-то снова вздрогнул и, схватив саквояж, пулей выскочил из купе. – Да, пожалуй, салфеткой тут не обойтись, – понимающе покивал пассажир. – Но ведь говяжий фарш – это не что иное, как мясо мертвых зверушек. Разве я не прав? – обратился к неразговорчивым спутникам старик.

Поезд шел на резкий поворот, вагон заходил ходуном. Скромная дама, сидевшая у двери, бесшумно встала, неловко налегая на ручку всем телом, со второй попытки открыла дверь и покинула купе.

– Позвольте узнать, как вас зовут? – жеманно пощипывая по очереди матерчатые пальчики и стягивая перчатки, обратился к учителю болтливый старик.

– Бакчаров, – тихо промолвил учитель, поняв, что рукопожатия не избежать, – Дмитрий Борисович.

– Иван Александрович Говно! – громогласно представился собеседник, победно оглянулся и протянул визитную карточку с дворянской короной. – Украинец, – пояснил он, видя, как напряглись соседи, услыхав его экзотическую фамилию. – Вообще-то я родился сиамским близнецом. Мой брат, покойный ныне Михаил Александрович Бакунин, слыл известным в некоторых кругах политическим радикалом. Именно я помог ему в лето от Рождества Христова 1857-е бежать из Сибири через Японию и Америку в Лондон…

Плотный мужчина адвокатской внешности густо побагровел, сослался на внезапную боль в животе и, суетливо извиняясь, покинул купе.

– Ну что я вам говорил, – победно и в то же время заговорщицки шепнул человек, представившийся Иваном Александровичем, – дохлых зверушек! Ну да пес с ними. Так что, уважаемый, моя девичья фамилия выходит Бакунин.

– Так вы, значит, уже бывали в Сибири? – нерешительно произнес Дмитрий Борисович и тут же принялся мысленно корить себя за то, что подбросил угля в топку неутомимого словоблудия.

– Я же сказал вам, что самолично вытащил Мишу из проклятой Сибири! – не скрывая возмущения, перебил его сумасшедший брат анархиста. – Главное же, избегайте Томска, – внезапно заметил он.

– Зачем же вы вновь едете туда, если там так ужасно? – вновь не удержался удивленный учитель.

Словно не найдя на этот раз, что ответить, собеседник бессильно хлопнул себя по коленям и сморщился, будто услышал какую-то редкую гадость. Вернулся в свое обычное состояние и печально вздохнул.

– Сибирь, – медленно и таинственно проговорил он, рассеянно глядя в окно, за которым в сумерках мелькали сосны и ели. – Сибирь манит. Она зачаровывает, – произнес он раздельно и более не сказал ни слова.