Мама была после пьянки. Лежала в одежде на диване. Ираклий не церемонился. Сообщил, что увозит меня, и я больше не буду с ней жить. А если она попытается хоть как-то навредить мне или поднять ещё раз руку, то он сделает всё возможное, чтобы лишить её родительских прав. Я была благодарна ему за решительность и твёрдость духа.

Что сделала мама? Она пригрозила ему судом. Сказала, что его посадят за совращение малолетки. Кричала на него, называла растлителем. Несколько минут мы позволяли этой женщине думать, что мне пятнадцать лет. Она была убеждена, что я учусь в девятом классе. И когда я ткнула её в это, когда напомнила, что мне исполнилось восемнадцать, и скоро я закончу школу, она будто на мгновение ожила. Словно вернулась в реальность, оглянулась и ужаснулась, что её депрессия и саморазрушение длятся долгие годы, а не месяц или два. Кажется, она даже не заметила, как я выросла. Она больше не произнесла ни слова в тот день. Молча вышла из комнаты и позволила мне спокойно собрать чемодан. Тогда я в последний раз была в отчем доме.

Мы начали с Ираклием совместную жизнь с чистого листа. Это вызвало бум среди знакомых и даже незнакомых нам людей. Вся молодёжь активно обсуждала, и кто-то даже осуждал нас. Но нам было плевать. Это было лучшим решением. Я до сих пор благодарна нам за смелость жить так, как мы хотели. Это подарило мне так много воспоминаний с Ираклием.

Квартира была небольшой, двухкомнатной. Основную мы превратили в нашу творческую зону — Ираклий писал там песни, я — танцевала. Кухня была совмещена с гостиной. Там было минимум мебели — кухонный гарнитур, холодильник, плита с одной конфоркой; маленький стол и два стула. А спали мы на матрасе на полу. И честное слово, этого было достаточно.

Родители постоянно хотели докупить нам мебель. А для нас, таких влюблённых, окрылённых и охваченных страстью, не было ничего лучше того, что мы имели. У нас была возможность спать на диване в творческой зоне, но мы не хотели. Вся суть, вся романтика заключалась именно в этом: в матрасе, на котором мы утопали в страсти и лежали, разговаривая и мечтая до самого утра; в маленьком обеденном столе, за которым мы завтракали перед учебой и ужинали после; в нашей творческой зоне, где стоял маленький диван, синтезатор, стеллаж с исписанными тетрадями Ираклия, и большое зеркало, чтобы я видела себя, когда танцевала. Этого всего было достаточно, чтобы чувствовать себя полноценными и счастливыми.

Я часто вспоминаю эту квартиру. В ней было мало мебели, но было много любви и счастья. Сейчас я живу в квартире с модным ремонтом, где обставлен каждый угол, но в ней нет того, что было у меня тогда.

Наши будни с Ираклием были расписаны по минутам — учеба, работа, тренировки. В свободное время навещали бабушку и родителей. По субботам собирались с ребятами у нас: парни играли в плейстейшн, мы с девочками сидели на кухне и говорили обо всём на свете.

Воскресенье был нашим днём, когда мы закрывались от всех, отключали телефоны и посвящали время друг другу. Ираклий учил меня играть на синтезаторе, а я его танцевать. Он любил наблюдать за тем, как я танцую, но ещё сильнее любил, когда я вовлекала его в свой танец. Это была сумасшедшая страсть. Весь мир вокруг замирал, когда наши тела сливались в одно целое. Я испытывала невероятные ощущения, когда танцевала чувственные танцы с любимым и желанным мужчиной.

По вечерам, когда смеркалось, мы вместе готовили наш любимый яблочный пирог, заваривали ароматный чай и подолгу говорили друг с другом. О наших мечтах, о будущем. Представляли, кем станем. Ираклий мечтал заключить контракт с лейблом, стать знаменитым в стране и выйти на иностранный рынок. Я мечтала добиться высот в профессиональном спорте, получить высшую степень мастерства, а после — стать востребованным тренером и открыть школу танцев в столице. А ещё, мы мечтали путешествовать. Увидеть весь мир вдвоём. Разделять свои впечатления. И нам казалось, что скоро мы прикоснёмся к заветным грёзам и заберём их в свои объятия.