Медленно тянусь к пуговицам пиджака. Ещё медленнее, в такт музыке, начинаю расстегивать первую. Я вся горю от злости.

«— Хранила верность клятве, которую он растоптал в миг! Дура! Забыла, что ему давно плевать на тебя, на твоё тело!» — кричит внутренний голос и заставляет ускориться.

А сердце ноет в груди. Продолжает бороться с доводами. Замедляет мои действия. Умоляет остановиться — не предавать то важное, что оно сумело сохранить внутри себя.

Я играю, делаю вид, что получаю удовольствие от происходящего. Но внутри идёт борьба, в которой разум продолжает одерживать победу — я расстёгиваю первую пуговицу. Но как только пальцы касаются второй, Ираклий вскипает и срывается с места. На ходу подбирает с пола мои вещи и в миг оказывается у сцены. Хватает меня за руку и останавливает. Тянет вниз к себе.

Сердце моё ликует. Разум тоже. Они оба остались победителями.

— Я медленно, да? Прости, сейчас ускорюсь, — произношу язвительно, спустившись к нему.

— Хватит! Достаточно!

— Почему? — наигранно расстраиваюсь. — Ты ведь знаешь, как красиво я умею заканчивать танец.

— Иди прочь отсюда, — пихает одежду мне в руки.

Закрывает меня собой, пытается спрятать от мужских глаз. Будто не он всё это затеял. Я сбрасываю с себя ухмылку и теперь смотрю на него с искренним разочарованием. И не сдержавшись, даю ему пощёчину. Не думаю о последствиях. Смотрю в его в глаза и хочу придушить мерзавца.

— Ты помнишь, о чём просил меня, когда я впервые для тебя станцевала? Я дала тебе клятву никогда и ни перед кем не танцевать приватный танец. Шесть лет держала данную клятву, — говорю сквозь дрожь в голосе. — Ради чего? Чтобы ты вот так плюнул во всё, что было когда-то важным и сокровенным?

Не желаю больше находиться рядом с ним, разворачиваюсь и ухожу в уборную, которая находится в их приват зоне. Хочу одеться. Он заходит следом и, закрыв за собой дверь, грубо хватает меня за запястье.

— Не смей! — цедит сквозь зубы. — Не смей делать вид, будто это я опорочил тебя и наши отношения на глазах у всех! Это сделала ты! И плевать после этого, какие клятвы ты сдерживала все эти годы!

На эмоциях я и забыла, что его правда отличается от моей.

— Хорошо, Ираклий, — одёргиваю руку и отхожу от него.

Отворачиваюсь к нему спиной, снимаю с себя пиджак и надеваю топ.

— Ты можешь идти, — добавляю я, усмехнувшись.

Стараюсь выглядеть невозмутимо. Он вновь подходит ко мне, разворачивает к себе и припечатывает к груди. На мгновение наши дыхания учащаются. Чувствую, что готова сойти с ума в любой момент. Делаю шаг назад.

— Что-то ещё? — спрашиваю, с трудом выдерживая натиск его тяжёлого взгляда.

— Да нет. На мгновение показалось, что я увидел перед собой знакомую Илиану. Но ошибся. Передо мной обычная беспринципная шкура без самоуважения и чести.

— Я тоже не вижу здесь прежнего Ираклия, который уважал и чтил женщин, — выплевываю в ответ. — Но ничего. Я тебя прощаю.

— Прощаешь? — он начинает смеяться. — Я у тебя прощения не просил.

— Однажды захочется попросить, а меня не будет рядом. Поэтому заранее прощаю тебя. И за конченное второе желание, и за все грязные слова, что сказал и ещё успеешь сказать, пока я здесь.

Накинув на себя пиджак, я прохожу мимо него, но он останавливает меня, вновь поймав за руку.

— Ты заслуживаешь все эти слова. И всё, что с тобой случилось, ты тоже заслужила.

Ираклий задевает меня за живое. За раны, которые никогда не смогут зажить до конца. Он так мало знает и так жестоко судит. Впервые за всё время мне хочется расплакаться.