Но я никого не слушала. Мне было важно лишь то, что происходило внутри наших отношений. Та гармония, которая царила между нами, не стоила ничьих мнений.

Всё стало меняться ближе к моим восемнадцати годам. Я больше не воспринимала себя ребёнком. Ираклий за последний год сильно возмужал и стал ещё более сексуальным. Мне всё сложнее было отпускать его в объятия другой. Я понимала, что не готова больше делить его с кем-то.

Однажды, я не сдержалась и заговорила с ним об этом, когда мы сидели у него в машине:

— А ты готов бросить разгульную жизнь ради меня?

— Разгульную? — рассмеялся он. — Я либо на учебе, либо в студии, либо с тобой.

— А иногда с девицами в отеле.

— Ах ты об этом? — улыбнулся он.

Я пересела к нему на колени.

— Об этом.

Он приобнял меня за талию и прижал чуть ближе к себе.

— С каждым разом всё сложнее быть с кем-то. Я вижу тебя и хочу только тебя. Поэтому, если ты не заметила, я уже полгода воздерживаюсь от любых подобных встреч.

— Я решила, что ты начал их скрывать, — призналась честно.

— Мы дали клятву никогда не врать друг другу.

Я промолчала, опустив взгляд.

— Ты помнишь об этом? — уточнил он.

— Конечно, помню.

— Тогда откуда такие мысли? Не говорил, потому что не о чем было.

— То есть, ты готов оставить других ради меня?

— Самый глупый вопрос.

— Просто скажи это вслух.

— Илиана, я так тебя люблю, что порой начинаю задыхаться. Я уже сейчас не могу смотреть на других. Что будет, когда ты станешь всецело мне принадлежать? — он потянулся к моим губам.

— Я хочу, — прошептала сквозь поцелуй.

— Чего хочешь?

— Всецело тебе принадлежать.

Он остановился. Отстранился от меня и посмотрел вопросительно, очевидно, не ожидая от меня такого откровения.

— Я не планирую выходить замуж за тебя, как только мне исполнится восемнадцать. Да и ты тоже.

— А когда планируешь?

— Когда созреем для создания семьи. Я хочу раз и навсегда. Не должно быть иначе. Сколько сейчас влюблённых женятся в восемнадцать и разводятся через полгода. Нет. Мы ещё не готовы. Твой папа женился, когда встал крепко на ноги и сделал своё имя. И я не хочу, чтобы сейчас он нас содержал.

— Этого и не будет. Ты права, нужно подождать ещё пару-тройку лет.

— И что теперь? Эту пару-тройку лет мне продолжать отпускать тебя к другим? — я коснулась воротника его поло, нервно поправляя его.

— У тебя другое предложение? — он начал улыбаться.

— Чего мы ждём, если теперь хотим этого?

— Ты ребёнок.

Вскинув брови, я указываю взглядом на положение наших тел.

— Да что ты говоришь? Прям-таки ребёнок? — ухмыльнулась я.

— Давай закроем этот разговор.

— Ираклий, я больше не хочу, чтобы ты спал с другими. Я чувствую, что начинаю ревновать.

— Я тебя услышал.

— Ты не хочешь обсуждать это, не так ли? — недовольно посмотрела на него.

— Илиана, это не то, что нуждается в обсуждении, — он поцеловал меня, а после начал отталкивать. — А теперь сядь на своё место, или у меня снесёт крышу.

После этого разговора прошло три месяца. На дворе стоял февральский день — день нашего с Тиной рождения. Я ненавидела его и всегда убегала подальше к бабушке.

Однажды, после ухода папы, мама в сердцах произнесла фразу, которая разбила мне сердце:

— Твой день рождения — дата моей смерти.

С того момента я больше никогда не отмечала этот день. Эти цифры казались мне никчемными и не имеющими никакого смысла. Считала, что не родись я, родители были бы счастливы вместе.

И хоть Ираклий был не согласен со мной, но всё же уважал моё решение. И за эти годы никогда не дарил подарки в этот день и делал вид, что двадцать восьмое февраля — только день рождения его мамы.