Когда я оказалась в объятиях Ираклия, весь мир замер. Я помню, как тогда впервые захотела прошептать ему о том, как сильно его люблю. Но сдержала внутренний порыв и крепко обнимала его, не желая отпускать.

С Тиной я старалась быть сдержанной. Не понимала, как себя вести. Но от всего сердца была благодарна ей, что она прилетела поддержать меня. Сделала то, чего не делала родная мама за последнее десятилетие.

— Наконец-то, мне удалось принять твоё приглашение и посмотреть, как ты танцуешь, — она поцеловала меня в щеку.

— Надеюсь, я вас не разочаровала, — кротко улыбнулась ей.

— Наоборот, я в восторге от увиденного.

Мы стояли все вместе и обсуждали события этого дня — долгого и тяжелого. Но я смотрела вокруг себя и наполнялась силами только от осознания того, что меня окружают прекрасные люди. Люди, которые любят меня, верят в меня и которые готовы прилететь в другую страну, чтобы поддержать. Я смотрела на Ираклия и не понимала, почему этот парень выбрал меня. Чувствовала себя важной, наполненной и счастливой.

Следующий день я пролежала в гостиничном номере, восстанавливаясь после насыщенного дня. А в последующие, Тина устроила всей команде настоящие каникулы. Мы гуляли с утра до ночи, ездили в другие города, ходили в музеи, рестораны, бродили по улочкам городов. Бабушка была рядом и находилась под яркими впечатлениями, как и все. Кроме меня.

Я не помню страну, не помню достопримечательностей и историй. Все, что отпечатывалось у меня на душе — это мы с Ираклием. Как отбивались от толпы, чтобы побыть наедине несколько минут. Как сбегали по ночам на площадь, гуляли, обнимались, много целовались, а после подолгу сидели на замковой площади и разговаривали обо всём на свете.

Ираклий рассказывал свои истории, связанные с Германией. И я помню каждую. Помню все слова, что он говорил — о чём клялся, что обещал. Помню всё, но не страну. Германия не оставила никаких впечатлений. Она стала олицетворением Ираклия и нашей любви. За эти годы я посетила много стран, но эту всегда объезжала стороной. Знала, что Ираклий будет везде. В каждом переулке, здании, в прохожих. Всё мне будет кричать о нём.

Вернувшись обратно в Россию, в наш маленький южный городок, мы приняли с Ираклием решение больше не скрывать наши отношения.

Бабушке сообщили первой, и она была счастлива. Она любила нашу пару. Никогда не могла скрыть своей радости, когда видела нас вместе. Первое время я была сдержана перед ней. Старалась казаться холодной и здравомыслящей, но она меня отчитала. Сказала, что с взаимной любовью так не поступают.

«Нельзя контролировать любовь. Она обязана парить свободно в воздухе. Чтобы всё пространство было пропитано ею!» — заключила она.

И вдобавок, она убедила меня вернуться в город к маме. Она была уверена, что та по мне соскучилась и остепенилась. Я не стала её расстраивать и согласилась дать последний шанс нашим взаимоотношениям с мамой.

Каждый год я приезжала после каникул домой с надеждой, что теперь всё будет иначе; что мама соскучилась и опомнилась. Но из года в год меня ждало разочарование — я была всё также безразлична ей. И каждый раз, как в первый, всё внутри меня разбивалось на осколки.

Но в тот год я впервые ничего не ждала и ни на что не надеялась. Я будто вошла в общежитие, а не в дом, где родилась и выросла. Всё было для меня чужим — и стены, и запах, и женщина, живущая в этом доме. Я смотрела на неё и понимала, что не испытываю к ней больше никаких тёплых чувств; только презрение. Больше не воспринимаю её своей мамой. Для меня мои родители умерли. И с этим осознанием мне стало легче жить, ведь я больше не ждала их любви и заботы.