Перво-наперво Васильев встретился со своими подчиненными. И в подробностях доложил им суть полученного задания.

– Это все равно что охотиться на волков в лесу, – сказал Никита Кожемякин, выслушав командира. – Помню, до войны батя брал меня несколько раз на такую охоту. Житья нам не давали волки! То чью-нибудь корову зарежут, то десяток овечек, то собаку растерзают… Ну мы и устраивали на них облавы, на тех волков. Ответственное дело! Так и здесь…

Никита Кожемякин был из потомственных таежников-лесовиков, и психология у него, соответственно, была лесная и таежная, а потому каждая смершевская операция так или иначе представлялась ему как некое сражение с лесным зверьем. То охота на лис, то рукопашная схватка с медведем, а вот сейчас – облава на волков.

– Да уж, – хмыкнул Семен Грицай. – Волки-елки… Как хоть они именуются по-настоящему, эти звери?

– В лагере их называли травниками, – ответил Васильев. – А по-немецки – хивис. В общем, и так и этак.

– Ну и как же мы будем их выкуривать, этих травников? – спросил Грицай. – С чего начнем? Есть у кого-то какие-нибудь дельные предложения?

– А у тебя? – спросил Васильев.

– У меня-то? – Грицай потер лоб. – Думаю, для начала нам нужно посетить лагерь. Осмотреть его как следует. Пощупать и принюхаться.

– И что мы там нащупаем и унюхаем? – возразил Егор Толстиков. – Там, должно быть, сплошные развалины. Немцы всегда оставляют после себя развалины. Или ты этого не знаешь?

– Знаю, – вздохнул Грицай. – Да только и в развалинах можно отыскать что-нибудь подходящее, если умеючи в них покопаться. Думаю, что-нибудь ценное немцы нам в тех развалинах все же оставили. Быть того не может, чтобы они чего-нибудь не позабыли! Они ведь убегали. А значит, торопились. А в спешке обязательно что-нибудь да позабудешь. Или ненароком уронишь. Разве не так?

– Никита нам однажды рассказывал, как он забыл надеть теплые штаны, когда гонялся за медведем, – улыбнулся Васильев. – Так и выскочил из дома без штанов! А мороз был целых тридцать градусов! Никита, ведь было такое дело?

– А то! – смущенно улыбнулся Никита. – Сплоховал я тогда малость. Поторопился. Да ведь и то сказать – медведь! Взобрался на омшаник и ну крушить его своими лапищами! До меда хотел добраться! Ну я и выскочил, в чем лежал на печи…

Несмотря на то что эту историю бойцы слышали уже не в первый раз, все равно они дружно рассмеялись: история и впрямь была забавная.

– С тем медведем ты был в равных условиях, – сквозь смех произнес Грицай. – Ты без штанов, и он тоже без штанов!

Посмеялись и затихли.

– В общем, – сказал Грицай, – будем и мы искать в лагере штаны, которые в испуге обронил какой-нибудь хивис, черти бы его побрали! Авось и найдем. Немецкие штаны, как ни крути, а вещественное доказательство. От них и станем плясать.

– Да, без осмотра лагеря не обойтись, – согласился Васильев. – Прямо сейчас и пойдем. Берем автоматы, гранаты, ножи – словом, все как всегда. Мало ли что нас может ждать в том лагере.

Лагерь располагался на окраине города, а город был небольшой, так что идти было недолго. Пришли, остановились перед лагерными воротами. Ворота были распахнуты настежь, они гуляли туда-сюда под порывами ветра и скрипели так, как обычно и скрипят ворота в любом покинутом помещении – будь то концлагерь или, скажем, жилой дом. Тоскливый это был скрип, тревожный, выматывающий душу.

– Заходим, – скомандовал Васильев. – Всем быть начеку!

Лагерь казался вымершим, да он, по сути, таковым и был. Там и сям валялись всяческие обломки и обрывки, мотки колючей проволоки, какое-то полуистлевшее тряпье. По всему было видно, что немцы и хивис покидали лагерь в спешке. Хотя, конечно, все могло быть и иначе. Очень могло статься, что весь этот беспорядок был показным и продуманным и на самом деле под обломками и обрывками таились всевозможные коварные сюрпризы. Например, мины. Да, и такое вполне могло быть, потому что такое бывало уже не раз. С таким немецким коварством смершевцы уже сталкивались, и последствия этих столкновений оказывались трагичными. Именно так, запнувшись о замаскированную мину, погиб один из подчиненных Васильева – Петр Каурин. Правда, это было не в Польше, а в Белоруссии, но по большому счету какая разница, главное, что погиб.