– Нападение!

Я, краем глаза видя, как вражеские солдаты падают под ударами своих легионеров, выбежал на двух иудеев, кричавших громче всех. Кожаные шлемы, короткая кожаная куртка и небольшой щит с копьём – вот и всё их оружие. Сменив ногу с левой на правую, я, прикрывшись щитом, врезался в первого, сбив его с ног, и, пока он вставал, мечом взмахнул в сторону второго, видя открывшийся в страхе рот и дрожащие руки, когда он попытался ткнуть меня копьём. Отведя наконечник щитом в сторону, я сблизился с ним и, сделав небольшой выпад, ударил мечом в горло. Металл, скрипнув о кости позвоночника, глубоко вошёл в плоть, и я, дёрнув его на себя, вытащил меч, сразу поворачиваясь к тому, кого сбил первым. Полностью встать он так и не смог, а потому, приволакивая ногу, пытался укрыться щитом и выставить в мою сторону копьё, которое успел поднять. С ним возиться я не стал, поднял копьё только что убитого и броском, пробившим щит и его самого, пришпилил солдата к земле.

Расправившись с ближайшими противниками, я быстро огляделся, видя, что хоть бой и кипит, поскольку стали стрелять со стен проснувшиеся лучники, а также сбегаться копейщики, но два огромных деревянных бруса из запоров ворот уже снимались легионерами, и мне нужно было помочь, чтобы их не пристрелили в процессе.

Заметив упавшее со стены тело бойца, который держал в руке лук, а рядом лежал его колчан, который упал вслед за хозяином, я, оборвав кожаные ремешки, быстро вырвал упругое дерево из рук трупа и, найдя в колчане не поломанные от падения стрелы, стал их посылать в лучников, которые были ближе всего к снимающим брус. Словно снопы пшеницы, они как подкошенные падали замертво, когда мои стрелы пробивали им головы.

Видя, что больше целых стрел не осталось, я начал поднимать копья убитых и пускать их в дело, прореживая оставшихся лучников. Остальные, видя это, тут же попрятались в башнях, переведя свою стрельбу на меня, как на самого опасного, что дало время легионерам открыть ворота, в которые тут же хлынули сначала когорты моей охраны – их легко было отличить от остальных легионеров по внушительным габаритам и лучшему снаряжению, – а затем и пехотинцы.

Едва мне вручили мой лук, а также стрелы, врагов сразу резко стало убывать. Их не спасали щиты, поскольку стрелы, разогнанные порывами ветра, били с такой силой, что просто роняли их владельцев на землю. Бросившиеся на стены легионеры добили засевшие там остатки врага, и вскоре мне можно было выдохнуть, поскольку, кроме охраны, кругом больше никого не было. Войско устремилось дальше в город. Только сейчас над городом раздался первый тревожный звук чужого рога, и он повторился ещё несколько раз, пока окончательно не утих.

Вытирая потные, грязные руки и лицо поданным мне влажным полотенцем, я перевёл взгляд на Хопи, которого перевязывали. У него была ранена нога и неглубоко рассечена щека.

– Плохо тренировался? – спросил его я.

Центурион скривился.

– Проклятый лучник, мой царь, – всё же ответил он.

– Вернись в лагерь, я позже тобой займусь, – приказал я, и он, поклонившись, пошёл, хромая, на выход, ему по моему знаку кинулся помогать один из легионеров. – Идём к дворцу градоправителя, – сказал я, опуская в колчан новый пучок стрел и убирая меч в спинные ножны.

Охрана окружила меня, и мы направились туда, где шёл бой.

Вид валяющихся кругом трупов, а также крики повсюду, в основном женские, уже стали для меня привычны. Всё ровно так же, как и при любом другом штурме. Пока город был не захвачен, насилие разрешалось, так что многие легионеры отрывались на полную, хотя таких оказалось и не большинство. С введением отпусков те, у кого не было семей, тратили свои деньги на развлечения и шлюх, поэтому их в первую очередь интересовала добыча, ну а насилие было лишь приятным, но далеко не обязательным бонусом.