Семь раз, – пересчитал Андрей, – повторила «назло».– Назло тебе я проживу блестящую жизнь. Я пожертвую всем, я не стану признавать никаких моральных запретов, я была принцессой и останусь первой из первых!» Все, ребята, письмо окончено. Елки-моталки!

Они молчали несколько минут, не находя слов, чтобы прокомментировать послание, высказать свои чувства. Эмилия заслуживала осуждения, но ее было жаль. Хрупкая и железобетонная одновременно, она не поддавалась привычным меркам и оценкам.

– Лабораторная мышь, – нарушил молчание Андрей.

– Что? – не поняла Марина.

– Лабораторные мыши – это искусственно выведенные генетически чистые особи, необходимые для опытов, но в природе не встречающиеся. Эмилия была генетически чистой женщиной-игрушкой, без примесей материнства, сострадания, самоотверженности и преданности. Она желала порхать, царить, получать цветы вагонами и только.

– Я бы тебя попросил, – сквозь зубы проговорил Антон, – поаккуратнее выражаться о моей бабке!

– Ничего личного! – развел руки Андрей. – Моя жена, к счастью, пошла не в бабушку.

– А мне завидно! – вдруг выпалила Лена. – Я уже Маринке говорила. Эмилия – как комета по небу. А я – просто булыжник, который по дороге катится.

– Здрасьте! – возмутился Антон, только что защищавший бабушку. – Да если бы ты хоть наполовину, хоть на десятую часть была Эмилией, я не женился бы на тебе никогда.

– Лабораторная мышь? – повернулась к мужу Марина и горько усмехнулась. – Что ж, можно констатировать, что исторический опыт удался. Из меня получилась рабочая лошадь, истовая мать, преданная жена, хозяйка дома, – у Марины навернулись слезы, – но я никак не игрушка, не куртизанка, не принцесса, не говоря уж о королевне…

– Я тоже, – захлюпала Лена.

– Девочки! Вы чего? – поразился Андрей.

– Пыли наглотались?! – воскликнул Антон. – Тряпье это на вас подействовало? – ткнул он пальцем в груды на полу. – Драгоценности? – зачерпнул из коробки бижутерию и потряс в воздухе.

– Или письмо на тот свет, написанное клинически больной особой? – вторил Андрей.

Марина и Лена синхронно вытерли слезы и шмыгнули носами. Руки у них после возни с пыльными вещами были грязными, и на щеках остались темные полосы. Совершенно разные внешне, сейчас молодые женщины были похожи друг на друга как близнецы – одинаковое выражение глаз, осуждающе-обиженное, чумазые лица и явное желание выдать упреки, рвущиеся с языка.

«Его типичная манера, – подумала Марина. – Не броситься утешать меня, когда рыдаю. Просто приласкать! А допытываться о причине слез».

«Я для него приставка к холодильнику и стиральной машине, – терзалась Лена, – а чтоб чувства мои понять, что мне и блеснуть хочется, и выглядеть…»

«Не буду молчать!» – вдруг мысленно возмутилась Марина.

«Да пошел ты! – подумала Лена. – К своей такой-то бабушке!»

– Видишь ли, Андрей! – медленно сказала Марина, глотая слезы. – Если женщина плачет, то надеется на сострадание, а не на доморощенный психологический анализ.

– Для тебя мои слезы, – зло упрекнула Лена мужа, – тьфу, по сравнению с долбанной подвеской к машине!

Антон и Андрей переглянулись. Теперь уже выражения их лиц полностью совпадали: девочки чудят, девочек требуется срочно успокоить.

– Маришкин! – Андрей поднял на руки жену, крутанул в воздухе, сел на коробку с письмами. – Я тебя обожаю!

– Ой, дура! – захватил Антон жену в объятия и повалил на груду тряпок. – Дура ты у меня, дурочка…

– Батюшки! – обомлела баба Катя, застыв на пороге.

В комнате царил полнейший бедлам и разгром. А молодые целуются. Одни на коробке сидят и воркуют, другие на полу валяются и взасос…