Я киваю в ответ. До самого дома мы тащим раскладушку молча. Хорошо, что живёт Семён совсем рядом. В квартире он первым делом отводит меня в свою комнату, чтобы положить вещи.

Она меньше размером, чем та, в которой мы жили с Лёхой, зато больше похожа на дом, чем на общагу: вместо протёртого линолеума ламинат, обои на стенах, коврик и мебель поприличнее.

– У тебя тут даже цветок есть, – удивляюсь я, замечая горшок с пышной зеленью на окне.

– Да, – кивает Семён. – Это хозяева оставили. Никто не хотел за ним ухаживать, вот я и забрал себе. Жалко только, что поливать некому, когда я уезжаю. Но в этот раз ты за него отвечаешь.

– Ладно, – соглашаюсь я.

– Пойдём, покажу тебе тут всё.

Я морально готовлюсь знакомиться с другими соседями и отвечать на любопытные вопросы, но, когда мы оказываемся на кухне, Семён бросает: «Это Кирилл, поживёт пока у меня». Трое парней окидывают меня безразличным взглядом. Семён перечисляет их по именам, а потом добавляет: «Ну ты всё равно не запомнишь. Спрашивай, если что».

Это кажется мне немного странным, но позже я начинаю понимать: кроме жильцов, в квартиру постоянно приходят какие-то гости, и, видимо, все давно привыкли к незнакомцам. Наверное, окажись я здесь неделю назад, был бы в шоке, но после общаги с общим душем, туалетом и кухней меня так просто не напугать. Но представить, что кто-то живёт так постоянно, мне всё равно сложно.

– Ты не устаёшь от такого количества людей? – спрашиваю я Семёна, когда мы снова оказываемся в его комнате.

– Меня это не особо напрягает, я люблю движуху, – признаётся тот. – К тому же, у меня есть своё место, – он обводит пальцем вокруг. – Сюда никто не заходит. Так что я могу остаться один, как только захочу.

И в этот момент я понимаю, что он пожертвовал такой возможностью, чтобы пустить меня.

– Спасибо ещё раз, – мямлю я.

– Да прекращай уже.

– А ты не скучаешь по дому? – меняю я тему. – Не пожалел, что уехал?

– Скучаю, конечно, – подтверждает Семён. – Но менять бы ничего не стал, снова принял бы то же самое решение.

Я киваю, это немного обнадёживает.

– Только иногда думаю: «Вот сейчас бы с Морозовым пошли мяч покидать» или ещё что-нибудь. Прикинь, у нас тут ни один человек в баскетбол не играет.

– Я играю, – напоминаю я.

– А ведь точно, – у Семёна загораются глаза. Он достаёт телефон и что-то быстро набирает. – И я знаю, где мы купим мяч.

Сначала я думаю, что Семён шутит, не сорвётся же он прямо сейчас играть. Но понимаю, что ошибся, когда из дверного проёма раздаётся: «Ты идёшь?» Мы отправляемся в магазин таким же странным маршрутом, словно у Семёна непереносимость простых путей, а потом с новеньким мячом под мышкой устраиваемся на первой попавшейся уличной спортивной площадке.

Она совсем маленькая, с одним кольцом, зато явно новая. На щите висят обрывки пакета, как будто его только распаковали, а мягкое покрытие пола яркое, с кислотными оранжевыми и зелёными полосками, и пахнет резиной. Командами здесь не сыграешь, просто не хватит места, но вдвоём нам как раз подойдёт.

Когда я отворачиваюсь, мне в голову прилетает мяч.

– Эй, – возмущаюсь я, – что за прикол?

– Ой, извини, – ржёт Семён, – это я по привычке. Мы с Морозовым вечно так делали.

– Ну конечно, – ворчу я.

– Да ладно, я же с отскока. Ну, не тормози.

Он хватает мяч, обходит меня за секунду, по пути пихнув плечом, и забивает. Пока я хлопаю глазами, он делает подбор и забивает снова. Я знал, что Семён хорошо играет, но на площадке мы с ним почти не пересекались, потому что оба были нападающими, в основном дело с ним имел Толстый. И сейчас я немного в шоке от такого напора.