Скрючиваюсь в комок, потому что практически ощущаю, как его руки хватают мое горло и сжимают его до предсмертного хруста. Брр... жуткая смерть.

- Твою ж... блядь... мать... - он вскакивает на ноги, и я наблюдаю за тем, как капает кровь, а позже подмечаю то, в чем была просто уверена, когда он ложился в постель.

- А-а-а-а... - пищу словно очумевшая. - Боже, убери ее. Так и знала...

- Кого ее? – он на секунду отвлекается от боли и смотрит непонимающе.

- Дубину свою. Стоишь, размахиваешь тут ею на всю комнату.

- Ты про мой член сейчас говоришь?

- Фу... Давид, я серьезно.

- Ну так спрятала бы мышиные глаза, а не пялилась на него, - и в знак правоты выпрямляется, будто помахав им.

Я и правда на него смотрела все это время?

Округляю глаза и поднимаю их вверх, наблюдая, как этот гад улыбается.

- Я сейчас в ванну, смою кровь и остановлю ее, а когда вернусь, должен увидеть твой маленький зад голым.

- Что? Совсем охамел? Я с тобой ни на что не спорила.

- Рад, что ты не решила, будто я шучу, - с этими словами его зад, скрывается в дверях уборной.

А вот что делать мне, я не знаю. Бежать вон из комнаты куда страшней. Те, если поймают, даже не спросят имени и враз сдерут одежду. Остается только отсиживаться тут и надеяться, что Давид юморист, просто очень несмешной.

Поднялась с кровати и стала ходить по комнате. Нервно меряя ту шагами. И мне на глаза попался стул.

- Точно.

Подбежала к нему, схватила и рванула в сторону двери, но как только начала устанавливать его так, чтобы спинка уперлась под ручку, он открыл ее.

- Ты что делаешь? – спрашивает, оценивая картину.

- Стул стоял... не в том углу. И я решила его переставить. Мимо проходила с ним в общем.

Схватила дурацкую табуретку и пошла в другую сторону.

- Ну-ну. Мимо она проходила.

Слышу его насмешку. Оставляю предмет мебели и оборачиваюсь. Давид уже в постели. Его одна нога согнута, но по пояс он укрыт. Недолго смотрю на него и неспешно следую к кровати.

- Я жду.

- Чего?

- Могу включить музыку. Так даже интересней будет.

- Послушай, это и правда несмешно.

- Именно. Будешь знать, что бывает с маленькими языкастыми и, как оказалось, рукастыми девочками.

- Давид, извини меня, конечно, но твой разбитый нос следствие того, что ты залез в мои трусы.

- Штаны. До трусов я не добрался.

- Все равно. У нас договор.

- У меня и у твоего отца. Ты составляющая этого договора.

- Да плевать. Я человек. А он пусть делает что хочет.

- Даже так? Поставишь папочку под удар?

- А мне казалось, что ты умный.

- Теперь ты и в этом сомневаешься?

- Хватит. Я хочу спать. И спать, не переживая за свою честь.

- Могу спеть колыбельную.

- Странно. Раньше я в тебе таких юмористических наклонностей не наблюдала.

- Раньше в моих руках не было таких, как ты.

- В этом и проблема. Я не в твоих руках. Я здесь временный элемент.

- Учитывая сумму, которую должен мне твой отец, пробудешь ты в этом статусе долго. Привыкай.

- К чему?

- Ни к чему. Ложись спи, - его тон резко меняется на грубый и властный, такой каким я слышала его постоянно до этого вечера.

Не говорю ни слова. Ложусь в постель, зная почему-то, что больше он ко мне не прикоснется и даже пытаться не будет.

Отворачиваюсь от мужчины и закрыв глаза долго лежу, а после все-таки засыпаю.

Первое, что чувствую, просыпаясь от долгого сна, это тепло. Моя одна рука подо мной, а вторая перекинута через что-то большое. Глажу пальцами это что-то, и оно прогибается, а после ощущаю, что меня саму обнимают. Крепко так, приятно.

Одна моя нога переплетена с чем-то твердым, не дающим простора для движения.