— Нет. Слава богам, оно естественным путём не размножается. Само по себе растение представляет собой высокий, прямостоячий куст сантиметров двадцати в диаметре. Его культивируют отсечением лепестков и высадкой их на будущие места обитания.

— Но как, если он такой хищный и не поддающийся обрезке? — тут же вспомнились шипы и ветви, мгновенно обхватившие тот, так и оставшийся для меня неведомым, предмет.

— Магией, — отмахнулся Стэн.

— Стоп, — замотала головой я, вконец запутавшись. — Ты же сказал он поглощает магию!

— Магию живых — да. А вот вызываемые некромантами твари вполне способны влиять на зацепь. Это запрещено. Но…

— Запреты созданы, чтобы их нарушать, — вспомнились чьи-то слова.

— Да, — невесело усмехнулся парень. — Точно подмечено. Но эта информация есть и в учебниках. А на практике… В жертву вцепляются шипы растения. На них выделяется сок, который при попадании в организм живого существа усиливает все физические ощущения…

— Жуть, — поёжилась я, представив все те прелести жизни, кои испытает попавший в эти зелёные объятия человек или зверь. Даже просто так, впейся в тебя такое количество шипов, уже от боли с ума сойдёшь, а тут ещё и ощущения усилятся? — Бр-р-р…

— Не то слово, Дейла. Объятия зацепи что-то сродни тёрке, наждаку, — хрипловато продолжает Стэн. — Зацепь не просто вцепляется, она сдирает слой за слоем. Сначала кожу, потом мясо, и в конце концов перемалывает в труху даже кости. Это происходит одновременно очень быстро и в тоже время мучительно долго.

— Этакое биологическое удобрение себе готовит, — задумчиво произношу и аж невольно шарахаюсь прочь от брошенного на меня взгляда.

— Он сразу впитывает всё, не оставляя следа, — буркнул Стэн.

Все эти жуткие картины как-то не вязались с тем, что я чувствовала, смотря на зелёный лабиринт. Да, шиповник-переросток пусть и показал свой нрав в тот миг, когда Виратье бросил в него какой-то предмет, но в остальном… Он казался именно, что обычным шиповником, ну разве что с немного странной структурой шипов. Казалось, приди мы на то место в иное время года, и застали бы благоухающие розовые или белые цветочки, собирающих пыльцу пчёл…

— Да ладно… — пробормотала, недоверчиво глядя на парня, решив, что он всё же шутит, и всё это не более чем розыгрыш, но выражение его лица говорило об обратном. Он явно был взволнован, рассказывая. Бледность теперь разбавлялась странными алыми пятнами на коже. Мелькнула нелепая мысль — у него что, аллергия на одно лишь упоминание о зацепи?

— Стэн жил при храме, — подал голос Вир. — Его отец был настоятелем…

— Постой, — поднял руку Стэн. — Я сам…

Какое-то время мы шли молча, и никто не решался нарушить затянувшееся молчание.

— У нас была реликвия. Зовущаяся «Сердце жизни». Артефакт. Способный как излечить то, что неподвластно магии, так и уничтожить всё живое. В наш храм постоянно стекались паломники. Отец никогда не отказывал страждущим, — медленно, будто эти слова давались ему с трудом, начал рассказ парень. — Неоднократно «Сердце жизни» пытались похитить, но они тогда не знали, что артефакт нельзя выкрасть, можно лишь получить в наследство или в дар. Однажды это стало известно. Предлагали деньги, увы, они просто не понимали, чем за эти деньги вынужден будет заплатить хранитель и его род.

Стэн опять на время затих. К этому моменту мы подошли к небольшому пруду, и ребята остановились. Вир сбросил с плеч напоминающую камзол курточку, в коих ходили парни в академии, расстелил её на земле.

— Садись, — говорит мне, сам тем временем усаживаясь прямо на траву.