— Тихо все, ваше высокоблагородие! — донеслось из-за ветвей. — Тобто… нема ничого!

Митя рванулся у отца из рук: как это — ничего? Да они там всю рощу перепахали, пока дрались!

— А ни следочка! — выбираясь из-под ветвей, объявил урядник. — Та и яки тут умруны — сроду у нас их не водилося! Хиба що анерал Попов, так поместье у него далече отсюда, и не умрун он вовсе даже, а упырь!

— Не упырь, а вомпер — учишь тебя, Гнат Гнатыч, учишь, никак разницу не запомнишь, — проворчал исправник. — Упырь — то нежить низшая, а его превосходительство у самого светлейшего князя Потемкина секретарем был, матушку-государыню Екатерину видывал, от нее и поместье получил, от как их высокоблагородие прям! Э, а это что ж выходит, Аркадий Валерьянович? Ежели сынка вашего и впрямь нечисть придушить пыталась… выходит, и тех двоих… — он мотнул головой в сторону трупов, — тоже нечисть? Значит, никакого убийства и не было? Говорил я — места у нас тихие!

Отец наконец справился с узлом и сдернул шейный платок прочь. И тут же лицо его словно заледенело.

— Вставай, — бросил он и едва слышно добавил. — И прекрати уже балаган!

Митя растерянно схватился за шею: какой еще балаган! Его пытались убить, горло болит так, что прикоснуться невозможно, и полоса, наверняка, синяя…

Боли не было. Под пальцами ощущалась совершенно гладкая, без малейших следов кожа. Но как же?

— На меня напали! — выкрикнул он, сам удивившись, почему от крика не заболело передавленное горло. — Я нашел следы паро-телег и Переплутов заворот! Хотел тебе сказать, а тут… на меня накинулся мертвяк! Он меня убивал! Убивал, слышишь!

— Завороту тут взяться неоткуда. Кровных, почитай, в губернии и нету. Разве что в Катеринославе… — пробормотал смущенный исправник. На Митю он старался не смотреть. — Переплутычей и вовсе ни одного.

— Хиба що пара-тройка Живичей-целителей з уездных городов наезжают, помещиков здешних пользовать! — встрял урядник.

— Посмотрим, — бросил отец и направился к оставленному за деревьями Митиному паро-коню.

Местное полицейское начальство потянулось за ним. Помогать Мите никто не собирался. Цепляясь за дерево, он поднялся и на подгибающихся ногах заковылял следом. Отец прошел несколько шагов, брезгливо отодвигая так и норовящие вцепиться в полы сюртука колючки, огляделся и негромко спросил:

— И где следы?

Митя кинулся вперед, оттолкнул с дороги урядника… и ошеломленно уставился на не примятую и словно бы даже посвежевшую траву. Следов не было — ни отпечатка колес у лужи, ни накатанной колеи.

— Наверное, дальше… Возле куста! — лихорадочно забормотал он. — Я ведь верхом, верхом все быстрее…

— Ось того куста? — деловито уточнил урядник, кивая на пышный куст на горизонте. — А ну, Петро, погляди!

Придерживая одной рукой шашку на боку, а другой норовящую слететь фуражку, стражник побежал к кусту. Ему смотрели вслед, провожая глазами деловито рысящую по нагретой солнцем степи коренастую фигуру. Стражник оббежал куст сперва с одной стороны, потом с другой, наконец, сложив руки рупором проорал:

— Нема тут ничого!

— Може вам, панычу, сонечком напекло? Непривычному человеку опосля Петербурху… — жалостливо начал урядник.

— Господа… — голос отца был похож на карканье. — Не могли бы вы оставить нас с сыном наедине?

— Конечно, Аркадий Валерьянович. Мы вас с той стороны рощи обождем. — Исправник кивком велел подчиненным следовать за ним, и они всей гурьбой двинулись вокруг рощи.

«В саму рощу все же не сунулись!» — злорадно подумал Митя.

Отец схватил его за плечо и грубо повернул к себе.