― Рада, что ты это понимаешь, ― гремя связкой, заканчивают с окнами и запирают главный вход.

― Понимаю, принимаю и осознаю. Но хотя бы подвезти тебя обязан.

― Не обязан.

― Обязан. Раз уж я здесь.

― Освобождаю вас от ответственности, милчеловек. Ступайте с миром, ― бросают мне небрежно и гордо сваливаютв в закат.

Не, ну так не пойдёт. Мало того, что отшили, так ещё и выкать снисходительно начали.

Прыгаю в машину и догоняю её.

― Девушка, а девушка? ― опустив окно водительского, снижаю скорость, двигаясь параллельно с Пчёлкиной. ― Можно с вами познакомиться?

― Нельзя. Я с женатыми не связываюсь. Брезгую.

― Как хорошо, что я не женат. Меня Стас зовут, кстати, а вас?

― Как голую бабу, которую турнули из Эдемского Сада.

― Звучит сексуально.

― И даже не богохульно?

― Разве что немножко, но мы никому не скажем, ― ага, вот и улыбка шальная проскочила. ― Девушка, а ведь я в вас влюблён. Днями и ночами думы думаются исключительно о вас.

― Будь я вашей невестой, мне стало бы обидно.

― Будь вы моей невестой, я бы не отходил от вас ни на шаг. Чтобы никто вроде меня не смел за вами приударить.

― Будь я вашей невестой, вам бы не пришлось беспокоиться о таких мелочах.

― Почему?

― Есть такое слово ― верность. За мной, насколько помню, не водится привычки переобуваться из одних отношений в другие.

― Исключительно положительная новость. Я только что влюбился в вас ещё больше.

― Жаль, это не взаимно.

― Ты права ― очень жаль. Тебе не холодно в своей поддергайке? Может, всё-таки сядешь в машину, погреешься?

― Я уже пришла, ― кивают на опознавательную светящуюся букву "М".

― Разреши хоть на метро тебя проводить.

Ева без предупреждения останавливается, вынуждая и меня вжать по тормозам.

― Климов, давай мы с тобой закрепим пройденный материал, который ты почему-то благополучно пропустил, ― склоняются ко мне, облокачиваясь на раму дверцы. ― Признаю: ты ничего. И говорить красиво умеешь, и ухаживать, и сам не Квазимодо.

― Первый комплимент от тебя. Лестно.

― Не думаю. Потому что тебе всё равно не перепадёт. Смирись с этим.

― А вот это уже обидно. За что такая немилость?

― Да за просто так. Из принципа и вредности. Потому что разовый секс у нас уже был, а для постоянного ― уровень моего доверия к тебе, прости, не дотягивает.

― А принять факт того, что мне от тебя не только секс нужен ― это слишком сложно, да?

― В таком случае дела обстоят ещё хуже. А что тебе от меня нужно? Если даже помолвка для тебя ничего не значит, почему я что-то должна?

― Я ведь говорил: помолвка ― постановка. Там нет чувств.

― А ко мне, значит, есть?

― Есть.

― И что, это "вот прям сто пудово" не постанова? На мизинчиках готов поклясться?

― Не экстраполируй.

― А ты умными словечками не разбрасывайся. Если пытаешься сделать из меня наивную клушу, то и разговаривай соответствующее. Вдруг тогда поведусь, ― ромашка, которую она всё ещё несёт с собой, мягко чиркает меня по носу. ― Короче, Климов, расслабься и посвяти всего себя Дашуле. Иначе будущий тесть почует подвох и свадьба твоя "постановочная" накроется медным тазиком.

С трудом сдерживаю ухмылку.

Так-то зерно здравого смысла в её язвительном выпаде действительно присутствует. Отец сегодня тоже об этом напоминал, да и я сам понимаю, что будет обидно с треском слететь на финишной прямой, вот только...

В её присутствии все аргументы становятся несущественными. Мозг просто выключает.

― Букет хоть возьми.

― Какой?

― Который сзади лежит.

Ева с запозданием замечает через не затонированное стекло остальные ромашки, едва помещающиеся на заднем сидении.