«Сейчас сдохну от стыда»
– А ведь все-таки есть в черно-белой пленке свое очарование.
«Мяч. Он кидает мне мяч». С трудом собрав себя настолько, чтобы сосредоточиться на простой фразе, проглотила ком, перекрывший горло – все-таки облизала губы, идиотка! и отбила подачу:
– Да, пожалуй, сейчас я не нахожу этот фильм скучным.
Он одобрительно хмыкнул, оценив мою иронию.
– Как вы думаете, кто из них прав?
Я пожала плечами. Если бы я еще следила за действием.
– Не знаю. Все равно. Разве это важно?
– А что тогда важно?
– То, что у них все-таки все будет хорошо.
Мужчина уставился на меня, как на инопланетянку:
– Откуда вы взяли? Вы уже видели этот фильм раньше?
Я отмахнулась.
– Нет, что вы. Просто рассуждаю логически. До конца фильма осталось минут двадцать, время на длинные титры… значит, развернуться для нового конфликта особо негде, и тем более, у них был, ну… – я смущенно замолчала, не договорив. Мне уже не семнадцать, какого черта я краснею!
– Секс? – у этого парня явно не было моих трудностей.
– Да, – быстро кивнула я
– Никогда не слышал о таком необычном способе прогнозирования. – по интонации мужчины не было понятно, насмехается он или серьезен. Я немного виновато улыбнулась ему «ну да, я странная» и вернулась к просмотру.
– «Прежние мечты были прекрасны. Они не сбылись, но я рад, что они у меня были.»[40]
– «Что бы я ни выбрала – мне с этим жить дальше. Поэтому надо сделать такой выбор, чтобы потом не жалеть. Чтобы идти вперед и никогда больше не оглядываться.»[41]
Соприкоснувшись лбами, они смотрели друг другу в глаза и шептали эти ужасные, немыслимые вещи. Невидимая рука дотронулась до сердца и сжала в кулаке. Нет, я что-то не так понимаю. Не может быть, чтобы они расстались. Они же без ума друг от друга, я читаю это по их лицам. Это какой-то специальный режиссерский ход, просто способ приковать внимания зрителей. Какого черта я думала, что черно-белое равно нудное? Отсутствие цвета магическим образом отсекало все лишнее, выдвигало на первый план чувства и эмоции, полотно ожило и дышало, зал затаил дыхание в порыве единой надежды. «Не уходи! Пожалуйста, останься, вы ведь есть у друг друга, вы живы». Я качала головой и беззвучно повторяла «нет, нет». Женщина – как же она прекрасна была в этот момент – принялась молча одеваться. Мужчина смотрел на нее и не делал ничего. Волна неконтролируемой боли поднялась из глубины моей груди и разрослась, раздирая изнанку цепкими когтями. Так неправильно. Так не должно быть. Я не верю. «Останови ее! Не отпускай, не отдавай, пожалуйста». Она взяла чемодан и подошла к нему, все так же неподвижно стоящему, подняла руку, намереваясь провести по щеке, но не решилась, пальцы погладили воздух. Перед дверью девушка обернулась, изящная и фарфоровая. Он дернулся и застыл, грубые, крестьянские, длинные руки сжали спинку кровати, гениальная камера выхватывала сильные напряженные вены, жилку, бьющуюся под глазом. «Догони» стучал пульс кинозала в едином ритме, мы умирали вместе с ним, страдали вместе с ней. «Догони!» Она открыла дверь и ушла. Экран погас и под музыку Within Temptation[42] пошли титры.
Зал поднялся и начал аплодировать. Последнее мгновение общности и печали – и все расходятся, и я остаюсь одна, перемолотая.
Безобразные, настоящие, злые слезы заливали мое лицо, из горла давились звериные рыдания – я разучилась плакать за последние два года. Ярость от того, как все закончилось, душила меня. Я просто хотела посмотреть фильм. Я просто хотела, чтобы хоть где-то все было хорошо!