Мы с ним не были друзьями. Вернее сказать, мы избегали друг друга, а, случайно оказавшись в общей компании, никогда не разговаривали дольше, чем достаточно для вежливого приветствия. Давно прошли те времена, когда я его боялась. Сейчас я его просто холодно ненавидела. Тем легче оказалось сказать ему правду.

– Собираюсь не дожить до утра. Зачем ты пришел?

– За мной долг. Собираюсь выплатить его и не дать тебе не дожить до утра.

Я не стала притворяться, что не понимаю, о чем он.

– Ты мне ничего не должен. Мне плевать было, что с тобой случится. Я помогла тебе тогда, потому что так хотела Фрэн.

– Я и не сказал, что должен тебе.

Я закрыла глаза. Все эти разговоры ни к чему не ведут.

– Скажешь мне, что я должна думать о ребенке?

– Ты должна думать о ребенке.

– Тебя это не слишком волновало тогда.

– Но сейчас я знаю правду. Ты должна жить дальше.

Я не смогла удержаться от колючего ответа:

– Ты-то, я смотрю, живешь.

Он широко усмехнулся, сразу став моложе.

– Спасибо.

– Это еще за что? – не поняла я.

– За то, что так и не простила меня. Годы идут, и память сглаживает острые камни, но каждый раз, встречая твой презрительный взгляд, я вспоминаю, как я был молод. Как сильно я любил.

Я закрыла глаза.

– Ты нечестно играешь.

– Ева, я думал, что никогда больше не буду счастлив, но на самом деле мы с Лили[13]…

– Не говори со мной про Лили.

– Не говорю.

Я долила себе остатки «Дениэлса». Ему не предложила.

– Говори, что хотел и уходи. Давай, давай, я внимательно слушаю советы бывалого о том, как скоро мне станет легче.

– Чушь.

– Что?

– Полная херня вся эта чушь про то, что дальше будет легче. Дальше будет хуже. Сейчас ты еще не до конца осознаешь, и наверняка в глубине души надеешься, что все – неправда. Ты думаешь, что тебе тяжело сейчас… Но пройдет несколько недель, и ты увидишь, как твои самые близкие вернутся к обычной жизни, очередные глупые влюбленные сыграют свадьбу, у кого-то родится ребенок, кто-то другой умрет… Все забудут про твое горе, переключившись на собственные заботы, начнут твердить, что да, мы все понимаем, но прошлого не вернуть, ты должна быть мужественной… Вот тогда будет по-настоящему плохо. Одним не прекрасным утром ты поймешь, что сидишь в колодце, и даже видишь свет, но веревку сбросить забыли. Дни станут холодными, пустыми и серыми. И ты будешь искать спасение в своих снах, будешь засыпа́ть и искать свою любовь там, и находить только отзвук присутствия, и многие месяцы будешь просыпаться, думая, что вот он, рядом… и каждый раз заново терять, понимая, что нет, это был не кошмар. Кошмар – твоя жизнь.

– Я бы никогда не приняла тебя на работу мотивационным оратором. – некоторые привычки сильнее желания смерти, и привычка по-дурацки шутить – одна из них. Но Ник не улыбнулся.

– Ева, я не забыл ее. И ты не забудешь Лукаса. Но сейчас ты должна жить и идти по этой дороге из страданий. Наступит день, и ты снова сможешь смеяться. Обещаю.

Мы долго молчали. Я подняла бокал к глазам и медленно покачала виски на дне, наблюдая, как плавно волны лижут прозрачные стенки. Допила мелкими глотками, вдыхая терпко-горький аромат, ощущая на языке вкус сладкой карамели и мягкие ноты дыма. Не выпуская фужер из рук, посмотрела сквозь него на пламя свечи.

– Знаешь, у меня внутри что-то сломалось. Как будто тело набили осколками, и при каждом движении, слове они разрывают внутренности на лоскуты. И это так невыносимо обжигающе, так изощренно, что никакая сила извне не может унять этот холод. Я говорю себе, что я должна постараться, быть сильной – но сил нет. Пытаюсь найти хоть что-то, что могло бы меня задержать, заставить чувствовать, но, чтобы я не делала, все равно то, что происходит внутри меня – мучительней. Мне хочется разрезать свою кожу, увидеть кровь…