– Да будет вечен… – прошептал Андрей и прикрыл глаза.

– А-а-а, так вот оно что! – воскликнул Виктор.

– Что? – не понял Андрей, продолжая держать глаза закрытыми.

– Я понял, почему ты чуть не умер, когда я к тебе прикоснулся. Слушай, сорри. Я не знал, что ты верующий.

– Я не поэтому…

– Я не со зла, – продолжал Виктор. – Я уважаю твои чувства и все такое. Но, честно, у фаеризма есть логические корни – древние люди, когда впервые добыли огонь, начали испытывать к нему благоговейные чувства, бла-бла, но следовать этому спустя десятки тысяч лет…

– Не твое дело.

– Каждый имеет право на свое мнение! – Виктор примирительно поднял руки. – Не серчай.

Голова Андрея разболелась. От ситуации в целом, и от Виктора – в частности.

Андрей соскучился по своей комнате, с ее аскетичным убранством; по кровати, с ее жесткой поверхностью. Он не знал, вернется ли туда когда-нибудь, даже если выберется из этой западни. Но если да – он будет спать, пока глаза не лопнут. Один нюанс: по кровати-то он скучал, но по дому…

… вдруг шепот, периферийно преследующий Андрея, стал отчетливее, громче, и прервал его размышления. Книга в руках буквально потеплела. Андрей попытался сосредоточиться и вычленить из потусторонней речи хотя бы одно слово.

– Ты чего? – спросил Виктор.

– Я…

… и ему удалось.

Этим словом было – «Отойди!»

Андрей сделал широкий шаг вперед, и дверцы шифоньера распахнулись. Оттуда выскочил человек: безумец в окровавленных лохмотьях, с отросшими до колен ногтями и текущей изо рта желтоватой слюной. Он кинулся на Андрея и точно схватил бы его, если бы не предупреждение от таинственных голосов.

– Хватай сапог и за дверь! – скомандовал Виктор. Он выбежал первым, Андрей за ним. – Швыряй в окно!

– Что?

– И сразу в сторону!

Андрей кинул сапог, стекла разлетелись, и мощный порыв ветра с такой силой захлопнул дверь, что ушибленный безумец свалился на пол.

– Бежим налево!

Снова замелькали доспехи, окна, верхушки сосен, и картины, сонмы ужасающих образов, сочетания таинственных красок. Зло в каждом мазке. Андрей бежал быстрее и быстрее, пока не оторвался от Виктора, пока все вокруг не превратилось в кашу из несвязанных осколков реальности.

– Стой! Андрей! Да подожди ты!

Андрей остановился. Виктор подбежал и упал, тяжело дыша.

– Ты что? За нами ник… Никто… Стой. Давай отдохнем.

Андрей подошел к Виктору и сел рядом.

– Кто это был, елки-палки? – проговорил Виктор, отдышавшись. – Ты его видел?

– Угу.

– Я не понимаю, что они делают. Какие мотивы? Какая цель? Мы убегаем, они не догоняют. И не трогают. Только пугают. Какой в этом резон? Мы что, в комнате страха?

Как тяжело было отдышаться! Легкие словно наполнились черной смолой. Невозможно. Виктору, очевидно, было еще тяжелее. Он весь побагровел.

– Что тут за воздух… Кхе-кхе… – поправив очки, Виктор медленно-медленно выдохнул. – Мне вот интересно. В этом замке есть что-то, помимо коридора и двух комнат?

Андрей посмотрел в одну сторону, где коридор заканчивался черным пятном, а потом в другую. Картина была та же. И пожал плечами.

Они пошли дальше.

Андрей поглядывал назад. Хоть это и страшно, и опасно, и глупо, ему хотелось снова увидеть того сумасшедшего. Посмотреть в глаза. Познакомиться с его безумием, а через него – с безумием великих людей прошлого: с Навуходоносором, с царем Саулом, с Джоном Нэшем, с Гоголем… С теми, кто был одержим силами, о которых Андрей не смел и мечтать.

Запись от 7 августа


Я смотрю в зеркало. Я вижу себя.

Я смотрю в зеркало. Я вижу кого-то другого.

Чем дольше я смотрю в зеркало, тем более иным я кажусь себе. Каждое утро я знакомлюсь с самим собой.