Борцы сблизились. Аркашин противник был тяжелее его килограммов на пятьдесят. Кроме того, перед боем он натёрся чем-то жирным. Не ухватишь. Аркаша решил измотать противника. Он бегал по ковру, нырял между ног гиганта, захватывал и тут же отпускал. Всеми силами он пытался избежать захвата, заставляя противника делать как можно больше лишних движений.

Зал стонал от хохота. Видимо, зрители никогда ещё не видели столь странной борьбы. Чёрная маска начал дышать тяжело, хрипло. Вот он изловчился и чуть не поймал Аркашу на нельсон – только удивительная ловкость спасла его. Аркаша вырвался и бросил противника через бедро, ещё усилие – и Чёрная маска лёг на обе лопатки.

Зрители неистовствовали. А громче всех радовался можайский купчина.

– Гоните монету, жулики, прямо сейчас, а не то крикну урядника и в участок.

Хозяин балагана стоял бледный. Действительно, дело было серьёзным: не дашь денег – публика разнесёт цирк.

– Господа, господа! Пусть господин гимназист пройдёт ко мне, там я вручу ему его законный выигрыш.

– Нет, – купчина грудью напирал на хозяина, – я три золотых платил, так что желаю видеть расчёт своими глазами.

Георгий Яковлевич встал, подошёл к купцу.

– Простите, сударь, вы внесли залог за моего сына. Позвольте вернуть вам деньги. – Харлампиев с поклоном протянул купцу три империала. – А за призом, – он повернулся к хозяину, – мы пройдём к вам.

Они сидят в тесной каморке, за неструганным столом. На нём столбик «золотых» монет – позолоченные двухкопеечные, оловянный кубок, медные звёзды и медали.

– Вот, извольте сами убедиться, сударь. Откуда мне, бедному человеку, взять столько денег?

Хозяин балагана посмотрел на Харлампиева. Рядом с ним, устало опустив плечи, сидели два парня. Тот, кто называл себя Кречетом, морщась от боли, сорвал приклеенные усы. Сразу же борцы стали удивительно похожими друг на друга.

– Сыновья мои, – грустно усмехнулся хозяин, – могли бы стать хорошими артистами… – он помолчал немного. – Да видите ли, милостивый государь, цирк наш сгорел. Вот и приходится, чтобы не пропасть с голоду, народ обманывать. Я вам даже трёх империалов возвратить не могу.

– Ничего, вы не беспокойтесь, – Георгий Яковлевич положил руку на плечо собеседника, – я понимаю вас. Рад познакомиться. Позвольте представиться – Харлампиев Георгий Яковлевич, ветеринарный фельдшер, а это мой сын – Аркадий.

– А меня, – хозяин балагана улыбнулся вдруг добро и широко, – Самойловым Василием Сергеевичем зовут, сыновей – Андрей и Иван. Душевно признателен вам.

– Ваша лошадка на заднюю припадает, – Георгий Яковлевич встал, – так я её погляжу, так просто, без денег. Пойдём, Аркаша.

Выпускной класс – дело серьёзное. Восьмиклассник – это почти студент. Он уже держится по-другому, да и забот у него побольше! На третьем этаже гимназии, там, где разместились выпускные классы, тишина. В коридорах на переменах народу немного. Все в курилке. Шутка ли сказать, старшеклассникам официально разрешено курить!

Аркаша всё свободное время отдавал живописи. Его наброски из Гжатска очень понравились Ильину. Он отобрал лучшие акварели и устроил в гимназии выставку. Она имела успех. Приезжали дамы-попечительницы. Внимательно в лорнет рассматривали акварели, мило щебетали. Даже сам попечитель учебного округа тайный советник Мордюков посетил выставку. Долго смотрел на голову цыгана и сказал:

– А ведь похож, похож, господа, похож. Хоть пристава зови. Рад. Весьма рад, что во вверенных мне учебных заведениях имеются подлинные таланты.

Он пожал руку Ильину, милостиво похлопал Аркашу по плечу и ушёл вместе с сияющим от счастья директором. Аркадий серьёзно начинал задумываться о художественном институте. Ильин просто настаивал на этом, да и отец был за учёбу в Москве. Конечно, учиться человеку без средств нелегко, но Георгий Яковлевич не боялся за сына. Молодой, крепкий, не пропадёт!