— Да какая я тебе тетя... – Стреляет глазками эта пятидесятилетняя пигалица. – Мы ж как родные с тобой уже.

Не в силах больше слушать эти дифирамбы, ухожу к кухонному гарнитуру. Размешиваю в заварничке тиссано [заваренный напиток] цветков ромашки с сушёной клубникой и лимоном, подвигаю чашку с бискотто [печеньем] к себе поближе. Лекси уже успел сожрать половину, поцеловал меня в щеку и ушел, довольный, на диван – разговаривать с Романом Андреевичем. Perché... за что мне это, а?

До меня доносится, заставляя обернуться к ним:

— Ром, слушай, тут Альба немного возмущается..

Приведение переводит на меня взгляд, я закатываю глаза и отворачиваюсь обратно, замечая краем глаза, как он демонстративно проводит зубами по губам. Ну, Buffone! Что с него ещё взять!?

— Правда? Странно, что это на неё нашло? – Доносится его абсолютно спокойный голос.

— Вот и мы её не понимаем! – Вмешалась мама, ухватившая из моих рук тарелку с остатками бискотто и забравшая мою не начатую чашку заварившихся травушек. Оборачиваюсь.

А кому несёт? Конечно, Ромочке! Ромочка же — такой хороший мальчик четвертого десятка, а дочь родная обойдётся! Водички попьет. Слов не хватает... Впрочем, что удивляться, мама как обычно.

Достала ещё одну кружку. Вот эту точно не отдам..

— Ну, так что, подписываем?

Какой "подписываем"!? Я тут ещё слова не сказала! Вылетаю из-за барной стойки летним вихрем.

— Ты здесь жить не будешь!

Мама всплеснула руками, Лекси ржёт. Рома скептически поднимает бровь со шрамом.

— Тебя не спросили. – Кидает самодовольная гадина, дальше поворачиваясь к брату, отпивая напиток из моей самой любимой кружки с цветочками, которую выбирали вместе с Тори на мой день рождения в этом году. Жалко, блин...

Лекси переводит взгляд с него на меня и обратно. Я продолжаю:

— Это вообще-то мой дом!

— По документам – мой. – Кидает своё веское бывший защитник и некогда брат, деловито улыбнувшись.

Здорово, замечательно, прекрасно! C'e di che disperarsi [Хоть караул кричи!]

Рома снова смотрит на меня.

— Вы, конечно, извините, но у меня там кот в машине.

— Кто!? Какооой ещё кот!? — Не реагирую на мамино шипение, пока это чудо в перьях встаёт.

— Рыжий. Мейн-кун. 8 килограмм. Василиск. Без вредных привычек. — Отчеканил Роман Андреевич, скрываясь в коридоре.

Выбегаю за ним. Вот, дождались! Сейчас я этому зеленоглазому, 31-летнему, с явными вредными привычками, шкурку-то попорчу уже!

Слышу, как мама останавливает Лекси.

— Подожди-подожди, сами разберутся.

Разберемся, ага... разберусь!

Vicininon sappiamo stare

[Не умеем мы быть соседями]

Рома-Рома, Роман.

Только вышел из дома, как в мою спину полетели смачные итальянские ругательства. Да, красивый, конечно, язык. Слушал бы и слушал. О, ты даже диалект своей бабушки подключила! Совсем уже что-то фантастическое.

Дошел до машины, судя по тени под моими ногами и усиленному пению моей красотки, забылась и не держишь дистанцию.

Открываю пассажирскую дверь, всё рвешь и мечешь. Интересно, ты сейчас помнишь, что я якобы тебя не понимаю? Или настолько экспрессия захватила? Её направить бы в другое русло, а то добро такое пропадает.

Резко оборачиваюсь и делаю шаг вперёд. Да, точно, еле успела остановиться и чудесным образом замерла от меня на расстоянии вытянутой ладони.

Подняла голову.

— Ты здесь жить не будешь! — Повторяешь теперь уже на русском. Улыбнулся.

— Тебя не спросил.

Подался вперёд, беря тебя за руку, пока ошалев начинаешь брыкаться, разворачиваюсь и толкаю в машину.

— Садись. Поговорим.

Секунда. Набрала воздуха побольше — выдохнула. Видимо, не помогло, повторила ещё раз.