Яблочкин, наблюдая за великосветским разговором друга, изогнул бровь и закатил глаза – отношения Филиппова с матерью стали уже притчей во языцех. Илона Ивановна Филиппова когда-то работала дознавателем, потом ушла в науку, защитила докторскую диссертацию и теперь возглавляла кафедру уголовного процесса в КубГУ. Каждый раз, когда она появлялась в окружении Федота, его коллеги смущенно умолкали. Илона Ивановна в свои пятьдесят шесть лет была стройна и изящна, носила узкие юбки не ниже середины колена и туфли на высоких каблуках, виртуозно водила миниатюрный дамский «Авангард»-седан и умела ввести собеседника в ступор одним взглядом.

– Федот! Ты загонишь меня в гроб! – воскликнула, наконец, женщина. – Я жду объяснений. И даю тебе два часа, чтобы завершить дела, а потом ты мне ответишь, почему проигнорировал мою просьбу позвонить Пелагее.

И она нажала «отбой» – в трубке повисла блаженная тишина.

Филиппов устало вздохнул.

«Пелагея» была новым проектом матери. Около года назад она озадачилась судьбой своего единственного сына и стала активно знакомить его с родственницами и дочерями подруг и давних знакомых, откапывая поистине уникальные экземпляры. Виолончелистка Анфиса, переводчица-синхронистка с хинди Авиолла, поэтесса Галатея… Федоту казалось, что матушка собирает некую коллекцию по оригинальности имен и профессий возможных невест. Все девушки были юны – по твердому убеждению Илоны Ивановны только девушка до двадцати трех лет способна посвятить себя служению семье и карьере мужа. На вопрос, откуда у нее такие средневековые взгляды, женщина только отмахивалась. Федот сперва посмеивался над матушкиной затеей женить его, пока увлеченность не переросла в навязчивость.

Без сомнения, все эти девушки были очаровательны, но проблема была не в них, а в том, что Федот Валерьевич предпочитал собственную жизнь выстраивать сам. О чем и сообщил матери накануне, после очередной попытки познакомить его с «прекрасной, буквально созданной для брака», девушкой, ученой-селекционером Пелагеей Обручевой.

– Мне не нравится ваша идея сводничества, – ответил он, вероятно, слишком резко – мать схватилась за сердце. – Вне зависимости от личных качеств госпожи Обручевой, я не намерен заводить с ней знакомство по вашей рекомендации. Прошу впредь не ставить ни себя, ни меня, ни этих несчастных девушек в идиотское положение.

Ему казалось, что он расставил все точки над i, но уже через час после разговора с матерью, ему пришло сообщение, в котором значился номер девушки и требование ей позвонить. Собственно, в продолжении этой темы и был нынешний разговор, так некстати отвлекший Федота Филиппова от осмотра трупа знаменитого ученого. Федот чувствовал, что тучи над его головой сгущаются, и уже в предстоящие выходные случится серьезный конфликт с матерью.

Но до выходных еще надо было дожить. Может, ему повезет, и текущее дело заставит его остаться на работе. Он перевел взгляд на Яблочкина:

– Такие дела, – пробормотал он и шагнул в кабинет. – Нашел что-то интересное, а, Василий Егорович?

Филиппов не раз видел Арсения Вишнякова на фото в СМИ. Высокий, уверенный в себе мужчина с аккуратной «чеховской» бородкой, он носил очки в тонкой золотой оправе – скорее для придания значимости, чем ввиду плохого зрения, был в довольно неплохой физической форме, не брезговал пробежками по утрам и регулярными занятиями спортом.

Сидевший за рабочим столом человек определенно походил на Вишнякова.

Установление личностей убитых – один из ключевых моментов первой стадии расследования, личность определяет круг подозреваемых, мотивы и цели преступления. Когда жертвами становятся публичные люди, соблазн сразу указывать в протоколе их имена очень велик. Однако схожая внешность, одежда, маникюр или прическа могут ввести в заблуждение следствие, чем не раз пользовались преступники. Одежду можно имитировать, внешность исказить макияжем или операцией. Да и после смерти внешность человека меняется… Так что, с уверенностью утверждать, что сидевший за столом покойник, действительно, Вишняков, можно было только после проведения генетической экспертизы. Сейчас же он – мужчина сорока пяти или пятидесяти лет на вид, брюнет худощавого телосложения.