Сначала мы вместе с Антоном долго ждали своей очереди. Наверное, часа два, если не дольше. Он мучился, даже сесть не мог – лежал на боку. Молчал, конечно, как партизан, еще и говорил, что все нормально, но его выдавало лицо – неестественно бледное, землистое, покрытое мелкими капельками пота (хотя здесь прохладно), и плотно сжатые обескровленные губы. Видеть его таким было невыносимо, особенно зная, что мучается он по моей вине.
Потом Антона отвезли на рентген, и больше я его не видела. Прождав еще около часа, я сунулась к дежурному травматологу. И тот будничным тоном сообщил как убил…
– Кто? Антон Савельев? А-а, тот парень, который с лестницы упал… Ну что сказать? Очень неудачно он упал. У него перелом поясничного отдела позвоночника. Его отвезли в отделение.
– Что? – с ужасом охнула я. – Перелом позвоночника?
Я зажала рот, чтобы не взвыть в голос. Кабинет на миг накренился, пол качнулся, уползая из-под ног, и я тяжело привалилась спиной к двери.
– Вам плохо? Воды? – нахмурился врач.
Я качнула головой и с трудом выдохнула:
– Просто голова закружилась.
Казалось, между ребер, в солнечном сплетении, стремительно разрастался ледяной ком, от которого стыли и мертвели внутренности.
– Вы тоже упали с лестницы? – хмыкнул травматолог, бегло оглядев меня с ног до головы и отметив, видимо, грязь на джинсах и кофте. – А если серьезно, вас, девушка, тоже осмотреть не мешало бы, рентген сделать. Вдруг сотрясение, тем более голова кружится. Не тошнит?
– Нет, не тошнит. Со мной все в порядке, – выдавила я. – Что будет с Антоном? Он не сможет больше ходить?
– Пока трудно сказать. Утром ему сделают КТ, ЭНМГ, определят характер травмы… решат, нужно ли будет хирургическое вмешательство… Ну а вообще, если спинной мозг и нервные корешки не задеты, то всё обойдется. Восстановление долгое, конечно. Если без осложнений, то месяца через три-четыре начнет понемногу вставать, передвигаться с поддержкой. Ну, сроки примерные… все зависит, как я уже сказал, от характера травмы, от лечения, от самого организма…
– А если задеты эти... корешки…?
– Ну, тогда совсем другая песня. Если травмирован мозг, то да, это чревато развитием пареза или паралича. Но зачем сразу думать о худшем? По снимкам суставная поверхность не смещена. Так что, скорее всего, нарушена лишь целостность костной ткани. Но утверждать, конечно, не берусь, подождем полного обследования.
Я вышла в коридор и в изнеможении опустилась на ближайший стул. Спрятав лицо в ладони, так и сидела, пока не позвонил брат Антона.
– Че, где Тоха?
– Его положили в больницу… – еле сдерживая всхлип, ответила я.
– Че? Все так плохо? Ноги сломал поди? Вот придурок… А что мне его родакам говорить?
– Я не знаю, – выдавила я и все-таки заплакала.
– Э-э, Лен, не плачь. До вашей свадьбы все у него заживет, еще бегать будет и скакать. Короче, передай ему тогда, что тачку я отогнал к себе во двор. Вроде она не совсем в хлам. И это… пусть поправляется, я на неделе к нему заскочу. Ты мне только скинь адрес и какая там у него палата, ладно? Ну и если что надо будет – звони.
Очередь к травматологу не кончается. Одни уходят сами, других увозят, приходят новые, хотя уже глубоко за полночь. А я все сижу в каком-то отупении и не могу заставить себя уйти. Лучше бы я сама пострадала, чем вот так искалечить кого-то другого, да еще и остаться как будто ни при чем.
***
Домой я приезжаю под утро. Хорошо, что бабушка еще спит и не видит, в каком я состоянии. Быстро снимаю и прячу грязную одежду, мало-мальски привожу себя в порядок. Так что, когда она просыпается, все следы произошедшего уже скрыты.