Сажусь опять на пуфик, чтобы закончить, наконец, опостылевший осмотр, заходит Максим Мертелов и начинает шарить глазами по комнате. Я искоса наблюдаю за ним и строчу под сварливую диктовку Ланцета. Максим неторопливо, чтобы не мешать нам, очень тихо и аккуратно, глядя себе под ноги, обходит комнату. Он неслышно открывает ящички, заглядывает в пепельницы, в вазочки, перебирает стопки бумаг. Потом подходит к окну, около которого я только что стоял и наблюдал за тем, как от подъезда уехали победители и подъехали аутсайдеры. Я смотрел вниз, а не на подоконник, а Мертелов смотрит как раз на подоконник. Он проводит по нему рукой, и в следующее мгновение я вижу, как в его ладони шевельнулась бумажка. Я стоял над ней минуту назад и не видел ее, а он прямо к ней шел.

Максим подносит ее к глазам и читает, потом поворачивает и читает с тыльной стороны. Я знаю этого человека, он – не муха, он, как ни странно очень брезглив, поэтому его интерес к бумажке на подоконнике говорит о том, что она того стоит.

У женщин историй ровно столько, сколько женщин на свете. Их физиологические потребности и физические прелести не уравнивают их, а, напротив, даже разобщают. Женщина – не загадка, женщина – не тайна, потому что у загадки и у тайны есть ответ, а тут ответа нет, тут – бесконечность, которую не объять и не понять.

Мужской пол – экспериментальный. Он создан Господом для того, чтобы поддержать большой эксперимент, чтобы стать его инструментом, чтобы быть его объектом. В нем есть загадка, потому что на эту загадку есть ответ. Это – примитивно.

Мужской пол – обслуживающий и заблуждающийся. Мужчины полагают, что они владеют миром, потому что владеют тайной, а значит, властью. Но их тайна и их власть – земные, ограниченные во времени и в пространстве. Они не владеют главной вселенской тайной – женщиной и ее бесконечностью, не владеют, потому что владеть ею невозможно. Не понимающие этого мужчины жестоко заблуждаются, понимающие – жестоко страдают.

Екатерина Алексеевна Немировская, привлекательная женщина тридцати четырех лет, написала обо всем об этом неплохое эссе в одном глянцевом журнале для эмансипированных дамочек. Сначала она обратилась за консультацией к одному молодому хирургу, который был занят тем, что менял пол по требованию тех, кто этого хотел и кто, на его взгляд, имел на это моральное и физиологическое право.

Филолог Екатерина Алексеевна Немировская, по прозвищу Лисонька

Хирург Арсен Чикобава был человеком аскетической, даже изможденной внешности: высок, неимоверно худ, бледнолиц, с длинными, нечесаными и маслянистыми черными волосами, с вечной щетиной на щеках, с жестко очерченной нижней челюстью и раздвоенным подбородком, с бесноватым блеском проваленных серых глаз.

От него исходил мускусный запах потного мужского тела и спиртного. И еще нечто, что получается не здесь, не в этом измерении. Это – не запах тела, это – запах души. Он неповторим и непередаваем словом.

Я лежала в его постели и сквозь зажмуренные глаза наблюдала за тем, как он поднялся, как матово блеснули в утренних лучах его худые плечи, как анатомически девственно выступили ребра, будто на давно некормленом жеребце, как бесстыдно блеснули ягодицы, узкие бедра и тонкие, длинные, жилистые ноги. У него к тому же выдающееся мужское достоинство, притягивающее мой взгляд.

Арсен щедрой рукой впустил в спальню солнце – резким, привычным движением рук разметал тяжелые гардины. Я зажмурилась еще больше и улыбнулась. Он повернул ко мне встрепанную голову и покачал ею.