— Вот это красота, — не удержалась я от эмоций, — ты как ее нашла?

— Да с Игорем тут вчера были, только не на самой поляне, а там, в лесу, — выдала мне она.

— В смысле? — не поняла я. — Вы же телят пошли кормить, разве нет?

— Ну да, телят Игорь покормил, а потом пошли сюда.

Лена как-то неохотно отвечала, и я решила не лезть в душу. Захочет, сама расскажет, но я, если честно, никак не могла понять, что они тут забыли. Может, Игорь так за ней ухаживает? Полянка-то красивая, и вид прекрасный, но тогда почему она невеселая?

— Вот, подумала, тебе обязательно понравится, и решила тебя сюда привести. Мы вчера, когда вернулись, ты уже спала, а я случайно увидела твои работы, зайдя в погреб.

Я там мольберт оставляла, чтобы не складывать его каждый раз. А вчера рисовала почти до темноты и, уставшая, оставила мольберт, не снимая картины с него.

— Я даже и не знала, что ты так красиво рисуешь. Подаришь мне тот закат? — вдруг спросила Лена и расплакалась.

Я побросала все пакеты и бросилась к ней.

— Эй, ну ты чего ревешь-то? Никто ж не умер. Подарю, конечно, и подпишу тебе на память. Будешь потом вспоминать меня.

— Если доживу, — вдруг выпалила она…

— Лен, ты еще молодая, и все у тебя будет хорошо. Если слезешь с этой дряни, то и жизнь другая будет. Чего ты разревелась-то, ну? — успокаивала я, обнимая ее за плечи, а она ревела как белуга:

— Не могу так больше жить, не хочу с ним…

— С кем, с Игорем, что ли? — не поняла я.

— Да, — выдавила она из себя. — Я и так столько лет проституткой проработала, и никогда, чувствую, мне от этого не избавиться, — исказилось ее кукольное лицо в гримасе боли и отчаяния.

Так вот оно в чем дело, поняла наконец я. Он ее сюда с определенной целью приводил. Вот же, блин, мой подростковый мозг уже закипал, ведь мало еще, что знала об этом, и все же я догадалась. На Игоря с этого момента я уже смотрела под другим углом, благодаря Лене я во многом стала открывать его с другой стороны. Что меня где-то радовало, а где-то было даже страшно. Во что же я все-таки вляпалась?

— Посмотри, какое утро, смотри, красота какая, одуванчики. Воздух чистый, ну, где ты еще такое увидишь? — постаралась отвлечь ее я. — Попробуй воспринимать свой приезд сюда как отпуск. Ну да, есть, конечно, моменты, которые тебя огорчают, но ты поставь себе цель, я всегда так делаю. Если мне что-то не нравится, я стараюсь придумать оправдание, ради чего я терплю все. И получается.

— Хм, маленькая ты еще, и мысли у тебя еще такие чистые. Мне иногда даже стыдно становится рядом с тобой.

— Почему?

Лена отвлеклась и даже плакать перестала. Чему я была очень рада.

— Ну, ты не намного младше, а еще такая неискушенная, такая чистая. Смотрю на тебя иногда и хочу вернуть свои 15 лет, то беззаботное детство. Не затуманенные наркотой мысли. Первые мальчишки и поцелуи, первые свидания, не тронутые всей этой мерзостью.

Ого, вот это откровенность, не ожидала от нее такого.

— Ты целоваться-то умеешь? — вдруг спросила Ленка, чем очень меня смутила. — Все понятно, — констатировала она. — Твои щеки уже все за тебя сказали, — улыбнулась она мне.

— Что, так заметно?

Неужели я для нее как открытая книга? Надо бы поработать над своими эмоциями.

— Да уж, — продолжала улыбаться она, — если что, пробуй на помидоре, я на нем училась, — рассмеялась она, и я ее поддержала.

— Ладно, раскладывай свои причиндалы для рисования, хоть посмотрю, как это делается.

Я не спеша стала раскладывать мольберт, обратив его в сторону березовой рощи. Туман еще не рассеялся, и я хотела успеть запечатлеть его на своей картине. Прикрепила кнопками ватман и достала из пакета небольшую переносную треногу, положила туда немного гуаши, посередине поставила банку с водой и взялась за кисть.